– Да, – ответил я, наливая себе лимонада, который они приготовили из лимонов с дерева перед домом. Я сразу вспомнил, как в детстве продавал лимонад на углу Вердуго. Денег получал мало, зато дедушка одобрял мою «предпринимательскую жилку», а добиться от него одобрения было не так-то просто.
Я пил и смотрел на забор соседей. До прошлого года там жили Вардазаряны, но им пришлось переехать к дедушке Товину, который уже не справлялся один даже с помощью заглядывающих социальных работников. Новых соседей я не встречал, но в жаркие дни слышал, как визжат их дети, носясь среди оросителей.
– Все нормально? – Ана-Люсия подошла со своим лимонадом.
– Да, – отозвался я. – Просто…
– Безумные времена?
– Ага.
– Мне обычно помогает прогулка. В движении думается лучше.
– Слушай, и правда.
– Можно с тобой?
– Пойдем, – сказал я. – Район тебе покажу.
Я был процентов на восемьдесят уверен, что она ко мне не подкатывает. Ана-Люсия была старше меня на семь лет и больше напоминала старшую сестру. С одной стороны, я бы не отказался – у нее были потрясающие темные глаза с длинными ресницами, широкие скулы и проворные длинные пальцы. С другой – не хотел лишних проблем и в целом подозревал, что думать стоит головой, а не членом.
Мы вышли на улицу, вооружившись зонтиками от солнца и бутылками с водой. Оказывается, день уже близился к завершению, и по розовеющим облакам было видно, что закат нас ждет потрясающий. Я знал несколько мест, откуда закатное небо казалось бескрайней розово-рыжей равниной – неоднократно ходил фотографировать его, но так ни разу и не запечатлел.
– Хочешь покажу кое-что классное? – спросил я.
В ее взгляде любопытство смешивалось со скепсисом.
– Мне будет противно или неловко?
– Да ты что, нет, – ответил я. – Ничего такого. Могу сказать, если хочешь. Но гарантирую, что сюрприз тебе понравится. – Я даже не сомневался. Кто не любит закаты?
Она задумчиво склонила голову.
– Хм…
– Да могу и сразу сказать, ничего…
– Замолчи и веди.
– Тогда нам нужны велики.– Я нашел в приложении ближайшие свободные велосипеды, и мы оседлали их, предварительно отрегулировав высоту. У моего шаталась рама, поэтому пришлось остановиться и отметить это в приложении. После пяти вечера Аламеда-авеню на сто процентов состояла из велосипедистов, поэтому я свернул туда, и мы помчались по улице. Обогнать Ану-Люсию оказалось непросто – ехала она очень быстро. Такая сильная!
– Холмов не боишься? – крикнул я, нагоняя.
– Это они меня боятся! – ответила она, и мы свернули на холм, откуда я обычно смотрел на закат, забираясь высоко в гору – почти на километр, наверное. В итоге запыхались мы знатно, но все же добрались, оставили велосипеды у дороги и вышли по кустам к скалистому выступу, откуда открывался вид на выложенный камнями логотип Бербанка (раз в пару лет кто-нибудь обязательно притаскивал к нему новых булыжников, чтобы выложить слоган в поддержку жизней темнокожего населения, но без крана и бульдозера сделать это было непросто, и большинство камней смывало дождями).
Успели мы вовремя: закат расписал бескрайнее небо миллионами розовых и рыжих оттенков, и небоскребы Лос-Анджелеса ослепительно блестели под солнцем. Жужжали насекомые, и мимо нас с криками пронеслась стая зеленых попугаев, спускающихся в долину.
– Охренеть, – сказала Ана-Люсия. Закат окрасил ее лицо невероятной палитрой – темная кожа под розовыми лучами, как у святых на старых картинах.
– О да.
– Брукс, тут так… – Она махнула рукой. – Жесть.
– Добро пожаловать в Бербанк. Вам тут понравится, отвечаю!
У меня в кармане нашелся косяк, и мы выкурили его на двоих, наслаждаясь прохладой сумерек и небом, из розового постепенно переходящим в лиловый.
– Нравится тебе здесь, да?
Косяк меня тормознул, так что я ответил не сразу. Сначала задумался.
– Я люблю Бербанк. Он не идеальный, я все понимаю. Тут есть… проблемные люди. Злые? Сердца у них черствые. Разбитые, что ли, не знаю.
– Представляю.
– Но в Бербанк просто влюбиться. Забавно, но всем черствым людям он нравится как раз потому, что мы всегда готовы были прийти друг другу на помощь. Это же профсоюзный город, здесь всегда было много квалифицированных рабочих. Потом сюда пришла аэрокосмическая промышленность. «Локхид», конечно, не защищаю, но местные инженеры неплохо зарабатывали, поддерживали школы, библиотеки, строили бассейны и парки.
Она рассмеялась, и розовое сияние заката, и смех преобразили ее, сделали беззаботной и молодой вместо серьезной и целеустремленной.
– Так малюешь, что даже не верится.
– Ты не подумай, проблемы есть, но мы всегда находим решения. – Я рассказал ей о борьбе за гарантию занятости, рассказал обо всех потрясающих вакансиях, которые получил по программе вместе с Миленой и многими другими друзьями. И снова ее лицо изменилось, становясь серьезнее с каждой секундой. Преображение было таким неожиданным и масштабным, что поначалу я списал его на игру света от заходящего за небоскребы Лос-Анджелеса солнца. А потом замолчал, нервно прервавшись. Действие косяка постепенно сходило на нет.
– Брукс, – сказала она, агрессивно вздернув подбородок. – Ты слышишь, что говоришь? Думаешь, рабочие места решат все проблемы?
Я чуть не застонал, потому что прекрасно знал, к чему она клонит.
– Эксплуатация труда не приводит к свободе. Как ты не понимаешь? Мы просто создаем горы долгов, по которым рано или поздно придется платить, причем нам же. Откуда, по-твоему, берутся деньги?
У меня в голове не укладывалось, что этот конкретный спор завела именно она. Ну ладно, хочет полемики – значит, устроим.
– Их оборот контролируется государством. – Я вскинул руку, показывая, что не закончил. – Знаю, знаю, ты сейчас скажешь, что у правительства нет волшебной машинки по производству денег и они не могут печатать их в неограниченных количествах, но по факту это не так: волшебная машинка очень даже имеется, и деньги – просто бумажки, которые по каким-то причинам назвали «законной валютой», но да, бесконечно тратить их не получится. Если казначейство впишет в табличку слишком много нулей, а федералы хорошенько потратятся, спрос перекроет предложение, и цены вырастут.
Она была готова с ответом:
– Эти уроды лезут к власти всеми правдами и неправдами – думаешь, инфляция их остановит? Неужели не очевидно, что им плевать на народ, лишь бы обеспечить себе безбедную старость?
Я, видимо, застонал, потому что она вспыхнула от злости, но взяла себя в руки и глубоко вздохнула.
– Слушай, Брукс, деньги – это власть. Ты со мной не согласен, я понимаю. Ты считаешь, что деньги ценны только потому, что ими оплачивают налоги. Как там было? «Государство