– Перед Тындой, возле Сталинского моста, мы скорость снизим. Останавливаться нельзя, просто снизим немного. А вы прыгайте. На станцию мы вас не повезём, а то попадёт нам. Поняли?
Мы дружно кивнули и направились к задней кабине локомотива.
Поезд вёз нас домой. Стучали колёса. Монотонно гудел дизель тепловоза. Качалась и дребезжала пахнущая краской и машинным маслом кабина, в которой ехали два безбилетника – мы с Максом.
Всю дорогу до дома мы строили планы будущих путешествий. Нам хотелось попасть то на одну реку, то на другую, хотелось вернуться на так и не покорённый Могот следующей осенью.
Сопки вокруг блестели ярко-рыжим золотом осени. За несколько дней нашего путешествия пожелтели уже не только березняки, но и лиственничники.
И от тайги, от сопок этих, от ветра, бьющего в раскрытое боковое окно, от этой скоротечной северной осени веяло свободой. Свободой, которая, как нам тогда казалось, будет с нами всегда.
Глава XXXI
Отшельник и городские браконьеры
Аня хоть и была младше меня на один год, но, как и все девушки, повзрослела намного быстрее. Уже в шестнадцать она стала привлекательной юной женщиной, которая нравилась не только сверстникам и ребятам постарше, но и мужчинам с уже намечающимися залысинами на продолговатых, как сочные южные дыни, головах.
Приехав в Сочи, Аня первым делом посетила парикмахерскую, коротко обрезала волосы, сделав стрижку каре, и обесцветила чёлку. На вещевом рынке приобрела купальник в стиле мини-бикини и несколько коротких, очень откровенных летних платьев, а в уши вдела большие тонкие серьги с розовыми и зелёными пластмассовыми кольцами. Днём она загорала на пляже, а вечером, уложив волосы и нанеся макияж, элегантно садилась в одну из многочисленных сверкающих машин, нетерпеливо ждущих под окнами, и мчалась в ночь – навстречу незатейливым курортным удовольствиям: танцам, игристому вину и флирту.
Безобидные развлечения оканчивались романами, о которых я, разнорабочий зверофермы на другом конце страны, даже не подозревал. Один из таких романов оказался настолько серьёзным, что Аня решила не возвращаться в Тынду, а заканчивать 11 класс в Сочи. Она написала мне большое слезливо-циничное письмо с подробностями своих отношений с новым парнем, с запутанными и нелогичными объяснениями того, что есть истинная финансово-обеспеченная любовь, и прохладными казёнными извинениями. Это письмо я получил, вернувшись с Могота. Но перед этим у меня была серьёзная ссора с матерью.
Не успел я переступить порог, как мать накинулась на меня с обвинениями и упрёками за увольнение с работы. Ей уже успели сообщить со зверофермы. Она не утихала, даже когда я переодевался и мылся. Даже сквозь дверь в ванной слышал я её разгневанный голос:
– Работал бы, как все нормальные люди, глядишь, бригадиром стал бы на ферме, тем более у меня там зоотехник знакомый! А потом я тебя в Мостоотряд перевела бы арматурщиком, поближе к дому! Так нет же – в тайгу понесло! Всю жизнь по тайге бродяжничать собираешься?!
– Да, всю жизнь! – крикнул я, не удержавшись.
– Это несерьёзно, Сергей! Ни заработка, ни отдыха! – вразумляла меня мать. – Ничего там нет, кроме лиственниц и комаров! Да за тебя ни одна нормальная баба не пойдёт!
– Я ненормальную найду! – ответил я из-за двери и сильнее повернул кран, пытаясь шумом воды заглушить ссору. – Я об этом вообще не думаю!
– И Аня за тебя не пойдёт! Помяни моё слово! – не унималась мать. – Она девушка видная, ей муж обеспеченный нужен! А не романтик какой-то! Охотник-рыболов! Она цивилизацию на тайгу не променяет! И правильно сделает!
– Тем лучше! – огрызнулся я. – Другую найду… Эвенкийку, они тайгу любят, и цивилизация им не нужна!
– Эвенкийку… – растерянно повторила мать и смолкла.
Но, когда я покинул ванную и переоделся, ссора вспыхнула с новой силой. Мать наговорила мне столько обидных слов, что я не вытерпел и выбежал из дому. Сначала собирался только постоять на крыльце и успокоиться, подышав прохладой осеннего вечера. Но ворчание матери, приглушённо доносившееся до меня, отбило желание возвращаться в квартиру. Я сошёл по ступеням крыльца и направился в город. Мне стало вдруг так одиноко. Так нестерпимо захотелось почувствовать рядом с собой близкого человека, который бы любил и понимал меня таким, какой я есть. И я, в тайной надежде, что Аня наконец вернулась из затяжного отпуска, зашагал к ней.
На этот раз квартира не была пустой: мне открыла посвежевшая после моря, благоухающая цветочными ароматами Лариса Яковлевна – мать Ани. В глаза бросался бронзовый загар на открытых плечах, контрастирующий с белым атласом короткого приталенного халата. Она объявила, что Аня больше не вернётся, и с определённой долей торжественности вручила то самое злополучное прощальное письмо, добившее меня в этот вечер.
В сгущающейся темноте я долго и бесцельно блуждал по центральным улицам, пока незаметно не оказался под окнами своего дома. Мать не спала, ждала меня – на кухне горел свет. Наверное, она успокоилась и жалела о ссоре. Но идти домой всё равно не хотелось. Сначала я решил переночевать у Макса. На мой тихий стук никто не ответил. Его семья уже спала, и будить людей громкой трелью дверного звонка я не стал. И в квартире Филина зашторенные проёмы окон были недвусмысленно черны. Я побрёл к речке Шахтаум, перебрался через мостик на другой берег и быстрым решительным шагом направился… в зимовьё.
В «мальвинах» [74] и нарядном свитере я чувствовал себя в тайге до нелепости чужим и ненужным, так же, как чувствовал бы себя человек, заявившийся в презентабельный городской ресторан в болотниках и энцефалитке, или как измазанный ржавчиной сантехник возле стерильного операционного стола. Ночь была чёрной и беззвёздной. Тревожный шум тайги предвещал непогоду. Обугленные пни древнего пожарища на Лебяжьем озере шевелились, устало вздыхали и кряхтели, перетаптываясь с ноги на ногу. Налетел шквальный порыв ветра, и рядом тяжело и шумно упало дерево. С неба прилетели первые крупные капли дождя и неприятно обожгли меня своим холодом. Выбравшись из топкой мари, я вприпрыжку побежал по твёрдой тропе, то и дело натыкаясь в темноте на острые сучки деревьев.
На берегу Гилюя произошла неожиданная встреча. Ещё издали я увидел огромный костёр из нескольких, придвинутых друг к другу сухих выворотней, выброшенных рекой. Костёр фейерверком выстреливал в небо снопы искр. В свете жёлтого пламени мельтешили людские тени, слышался хохот, женские и мужские крики и нескладное гитарное бренчание.
– О, ещё один турист! – удивлённо и радостно воскликнула девушка, увидев меня.
– Откуда? Какими судьбами? –