Тамара Андреевна хваталась за голову — прежде у нее и в мыслях не было, что младшая дочь вырастет настолько избалованной и не терпящей вообще никаких критических замечаний. Она не хотела учиться, ничем не увлекалась, предпочитала пропадать где-то до позднего вечера, дружила с компанией сомнительных, по мнению родителей, ребят, а к тринадцати уже вовсю гуляла с мальчиками.
Анфиса пыталась как-то повлиять на сестру, но тут вмешался отец:
— Ты живешь свою жизнь, а она должна жить свою, даже если нам всем эта жизнь кажется неправильной.
— Папа, но тебе не кажется, что Олеся вот-вот сделает тебя дедушкой? — осторожно поинтересовалась Анфиса во время очередного такого разговора, и Леонид Николаевич только отмахнулся:
— Значит, таков ее выбор.
— Я не понимаю… такое впечатление, что тебе вообще все равно, что она делает и как живет. Папа, так ведь нельзя!
— По-твоему, можно только так, как ты? У каждого человека свой путь, Анфиса.
— Но если мы видим, что этот путь неправильный, что в конце его пропасть — мы что же, должны молча смотреть, как человек движется к катастрофе? — возразила она, не соглашаясь со словами отца.
— Если ему суждено упасть, он непременно упадет, даже если ты будешь его удерживать. А если не суждено — он остановится и развернется в обратную сторону.
Поняв, что спорить бесполезно, Анфиса перестала заводить такие разговоры с Леонидом Николаевичем.
Но и мать ее тоже не поддержала, встав на сторону отца:
— Не трогай сестру. Потом она будет обвинять нас в том, что мы ей что-то запретили.
— То есть вы боитесь каких-то предполагаемых обвинений? А тебе не приходило в голову, мама, что Олеся в любом случае станет обвинять вас — будет в ее жизни все хорошо или плохо? Вы будете виноваты, что все разрешали и ничего не запрещали, неужели ты не понимаешь?
Но все эти слова натыкались на непроницаемую стену, и в конце концов Анфиса отступила — делайте как хотите.
Олеся теперь ее игнорировала, не приезжала в гости, не звонила, делала вид, что сестры не существует. Она почему-то считала, что Анфиса предала ее, когда стала студенткой и не смогла уделять столько внимания, как прежде. Никакие попытки поговорить с сестрой и что-то ей объяснить успеха не имели, и Анфисе пришлось принять и это.
К третьему курсу института у Анфисы появилась собственная квартира — умерла бабушка, мать Тамары Андреевны, и ее большая квартира в центре по завещанию досталась внучкам. На семейном совете было решено квартиру продать и купить две меньших, для девочек.
Анфиса с этим согласилась сразу, а вот Олесю тогда никто не спросил, и спустя несколько лет она, конечно, предъявила претензии родителям — ее квартира находилась в Новых Черемушках, а Анфисина — в Хамовниках, и сестра требовала как-то уровнять эту, по ее мнению, вопиющую несправедливость. И никакие доводы отца о том, что ее квартира была отремонтирована за родительский счет для живших там квартирантов, а Анфиса свою ремонтировала сама, да и досталась она ей далеко не в лучшем состоянии, на Олесю не действовали. Она была очень трудным подростком, договориться с которым не мог никто.
Возможно, это удалось бы Анфисе, но тут родители оказались непреклонны — не лезь и займись своей жизнью. Анфиса поняла, что все ее попытки хоть как-то влиять на Олесю будут восприняты в штыки не только капризной и избалованной сестрой, но и отцом с матерью, а потому сделала то, что казалось ей единственно возможным в сложившейся ситуации, — отступила.
У нее сразу после окончания ординатуры появилась собственная семья, и родителям выбор дочери нравился — или они поступали с ней так же, как с Олесей, то есть просто не мешали делать то, что она хочет, даже если это неправильно.
А это и было неправильно, как выяснилось позже. Но даже поговорить об этом Анфисе оказалось не с кем.
Полина
К базе отдыха «Озеро Синее» подъехали довольно быстро, но сразу на территорию решили не заходить. Сама база располагалась в низине, к ней вела единственная дорога, пролегавшая через лес. На небольшой поляне справа их ждал Захар Лисин — сидел в открытой машине и курил, прихлебывая что-то горячее из крышки термоса.
— Притормозите-ка, Полина Дмитриевна, — попросил Двигунов и, не дождавшись, когда машина окончательно остановится, выпрыгнул и направился к оперативнику.
Из микроавтобуса позади Полины вышел Якутов, тоже зашагал к припаркованной машине Лисина.
— Ты посиди, грязно здесь, — бросил он в приоткрытое окно, проходя мимо.
— Конечно! — возмутилась Полина, выходя из машины прямо в грязь. — Я вам что, Наполеон, чтобы за битвой с пригорка наблюдать?
— Да типун тебе на язык, Полька! — возмутился Якутов, подавая ей руку и помогая преодолеть колдобины на дороге. — Какая битва еще? Надо все тихо-мирно.
— Здравствуйте, Полина Дмитриевна, — поприветствовал ее Лисин, уже убравший термос и вылезший из машины. — Решил тут вас встретить, сейчас покажу, как подъехать, чтобы на базе не сразу увидели.
— Ну, в бега не кинутся, мы дорогу-то перекроем на всякий случай, не зря «Лиану» с собой вожу, — хмыкнул Якутов. — Проедем, пацаны растянут — и привет, никто целым не выедет, если что.
— Ага, потом только смотать не забудь, а то и сами тут зависнем с проколотыми шинами, — буркнул Двигунов.
— Лишь бы трепаться, — покачал головой Якутов.
— Трепаться?! — развернулся к нему оперативник. — А год назад, не помнишь, брали поджигателя? Он еще на старенькой «Ниве» удирал? Твои орлы ленту не смотали, так мы со всего маху налетели, когда обратно поехали!
— Ну а вам кто виноват? Смотреть же надо было, — рассмеялся Александр. — Забыли, бывает — в спешке чего только в голове держать не приходится. И ваш водитель мог бы предусмотреть, один ведь черт ничего не делает, в машине сидит, пошел бы и смотал — минутное же дело…
— Вы подеритесь еще, — предложила Полина, внимательно смотревшая на схему базы отдыха, нарисованную Захаром в блокноте.
— Хочешь посмотреть, как я опера твоего в грязи изваляю? — снова хохотнул Якутов, и Двигунов показал ему кулак. — Ну, что там у вас, показывайте.
— Вот в этих трех домиках, — Захар обвел пальцем три квадратика на самом отшибе, над обрывом, — они и остановились. Машины стоят у забора, на базу запрещено заезжать, поэтому оставляют так, чтобы было из окон видно. Хотя… сами же видели, тут до ближайшей деревни