«Кобылий язык» использовался узким кругом посвящённых для строго определённых целей. Из этой идеи подчёркнутой замкнутости проистекает один из негативных образов тайного языка — отражённый в глаголе «кобениться» — «дурить, выкрутасничать». Кобенятся врачи, вещающие на латыни в присутствии пациента, кобенятся, точнее, изгаляются политологи, вещающие с экранов свою «тарабарщину». Но владение неким специальным языком ещё не означает владения кобью как неким сакральным даром.
В средневековье этот факт демонстрировался более открыто. Вот что писал готский епископ Ульфила: «Вам дано знать руну господства Божия, но тем, кто пребывает вовне, всё даётся в загадочных речениях».
Упоминание о рунах здесь неслучайно. Знание рун как гадательных и письменных символов, несомненно, входило в волховскую кобь, но подлинный смысл «загадочных речений» был доступен немногим, некоему внутреннему кругу. Идея круга заложена в самой корневой основе слова «кобь».
«ОБ» на древнерусском языке означает «круг», отсюда слова ОБлако, ОБлое — окружность, ОБруч и ОБавник — гипнотизёр; отсюда и несомненное ОБаяние кОБи.
Создавать и удерживать круг понимающих — одно из свойств и назначений коби.
Со времени крещения Руси кобь таилась под разными масками. Жизнь русских юродивых — «блаженных похабов», отчасти соотносима с практиками коби: их странные и часто оскорбительные слова, жесты и поступки несли закодированное послание.
Вот ещё пример «кобления», точнее использования тайного языка: известно, что на казнь Степана Разина везли «на санях посреди лета», атаман сидел задом наперёд, с головы до ног обсыпанный гнилой соломой, и хомут на шее белой клячи был перевёрнут кверху стяжкой. То есть весь его вид, вся режиссура казни была посланием, закодированным текстом, неким ребусом, который надо было прочесть наоборот. И если было послание, значит, были и люди, обладающие ключом.
Судя по отзывам летописцев, кобью владела и святая Феврония Муромская: с княжеским посланником она общается при помощи загадок, утверждая, что её родители ушли плакать взаймы, а брат сквозь ноги на Смерть глядит. Разгадка проста: её отец и мать плачут на похоронах, когда-нибудь точно такой обряд пройдут и они сами. Через ноги на смерть смотрит человек, сидящий высоко на дереве: во время разговора брат мудрой девы, взобравшись на высоту, брал из дупла дикий мёд.
До XVII века знатоками и носителями древних практик и особого языка были скоморохи. В XVII веке, при Алексее Тишайшем, христианство пошло в решительное наступление на пышные сорняки язычества. Первыми пострадали не в меру «весёлые люди». Скоморохи были преданы анафеме за то, что «…влекли к себе гуслями, свирелями… смехами, пустыми лжами, кобью, волшбой и клеветой, татьбой, разбоем и блудом. Тако деющие достойны смерти!» Похоже, что три последних пункта обвинений пришиты белыми нитками.
Другим побегом запретного словесного древа стал язык владимирских офеней — торговцев-коробейников, впитавших в себя творческое наследие скоморохов. Их особый язык назывался «феней»; это слово родственно греческому слову фаини, обозначающему «сияние», «свет». В своём кругу таинственный язык именовался также «огнём», «светом» или «маяком».
— Со светом по свету! — так приветствовали друг друга эти неутомимые ходоки.
Их магическая работа со словом заключалась в разделении его на части и соединении этих фрагментов по определённому образцу. Это «расчленение» освобождало тайный свет, плазму слова, заключённую под его «тёмной» оболочкой.
Со временем язык офеней просочился на тюремное дно, и превратился в блатной жаргон — воровскую и бандитскую феню. Но именно это явление В. И. Даль сравнивал с музыкой. Музыка — это поток созвучий и образов, чувственная информация, обращённая к подсознанию.
Сакральные коды действуют на том же уровне, и они хорошо понятны на уровне интуиции, особенно поэтической.
Нет сомнения, что искусством словесной коби интуитивно владели Пушкин, Гоголь и Ершов, автор сказки «Конёк-Горбунок». Во всяком случае, их творения хранят отпечаток неких наследственных, возможно, генетических знаний и волховских архетипов. К примеру, Иванушка в сказке П. Ершова «Конёк-Горбунок» и Пушкинский Балда скачут на кобылицах, так что пыль столбом. Не исключено, что, говоря о кобылах, авторы намекают на тайное прочтение своих весёлых творений, на волховскую кобь, на сакральный уровень текста. Для простака-профана сказка будет увлекательным приключением, народным романом, а человек «ведающий» найдёт в ней обозначение духовных практик и наставлений по инициации [3].
Попробуем сделать краткий промежуточный вывод: Кобь, — особый волховской язык, система тайных смыслов и образов, позволяющих достигать более высоких уровней мышления, и выражать сокрытые истины, не меняя обычного строя речи, при этом нельзя отвергать и возможность гипнотического воздействия на слушателей.
V. Кобыльи корабли
Встань передо мной, как лист перед травой!
Известный собиратель русского фольклора А. Н. Афанасьев жаловался в одном из писем, что «глупый цензор всюду вымарал в сборнике слова: “кобыла”, “кобель” и заменил их словами: “лошадь”, “собака”… То-то, подумаешь, нравственные люди!» — возмущался он.
Действительно, в слове «кобь» и созвучных ему словах «кобель» и «кобыла» можно обнаружить грубый, сексуальный оттенок. Но «кобель» — слово относительно новое; в церковно-славянском словаре напротив слова «кобель» читаем: «старинная мера веса, ковш, или корец». Как ковш-корец оборотился псом, мы пока не знаем, а вот слово «кобыла» стоит гораздо ближе к функциям и свойствам коби. «Не всякая лошадь
— Кобыла!» — сказано в словаре у Даля. «Кобыла — матка, ярая молодая лошадь», и от себя добавим: носительница породы.
Не будем кривить душой, — в корневой основе «кобь» и впрямь присутствует генетический оттенок. Это подтверждает польское слово кобета (женщина) и имя финикийской богини плодородия — Кибела.
Новый пласт значений, родственных волховской коби проступает при сопоставлении со словами латинского языка, обозначающими запретную сексуальность: инкуб и суккуб. В средине века так называли духов-совратителей, посещающих людей по ночам. Удивительно, но факт: даже слово инкубатор связано с кобью не только созвучием. В словаре Брокгауза и Эфрона читаем: «Инкубация — у древних — сон в храме, чтобы получить от Бога выздоровление или указание». Общим для всех этих слов является корень «cub», обозначающий ложе, ведь с глубокой древности и до наших дней именно через ложе осуществляется передача огромных объёмов информации.
Наследование и передача царского дара также осуществлялась через таинство брака, и средневековые источники особо подчёркивают роль императрицы в вопросе наследования властной харизмы. Известны случаи, когда узурпатор получал царский трон только вместе с прежней царицей. Таков