Помню, когда я была ребенком, все вокруг говорили, что мы видим только черно-белые сны. Поэтому я считала себя особенной, ведь мои сны всегда были яркими и цветными. Гипотеза о том, что цветные сны нам не снятся, – миф, поддерживаемый поколениями людей, чье детство пришлось на начало и середину XX в., то есть теми, кто смотрел черно-белое кино и телевизор. В период с 1940-х и до конца 1950-х гг., когда широкое распространение получили монохромные устройства передачи информации, а знаменитую технологию «Техниколор» применяли лишь изредка, многочисленные опросы о присутствии цвета в сновидениях показывали низкие результаты: в выборочных группах о цветных снах сообщали 29 %, 15 % и даже всего 9 % испытуемых. Однако стоило в 1960-х гг. серебряному экрану извергнуть психоделические радуги, результаты опросов внезапно показали, что подавляющее большинство – не меньшинство – участников видят цветные сны [106].
В связи с этим расскажу о недавно произошедшем со мной удивительном случае. Я пристрастилась к голливудскому кино периода 1940-х гг., смотрю по паре фильмов в неделю. Особенно мне нравится Бетт Дейвис с ее сияющими лунным светом глазами, поэтому однажды она непременно должна была мне присниться. Это был особенный сон: она явилась в виде пепельно-серой фигуры на фоне яркого пейзажа. Трава была зеленой, небо – бледно-голубым, а Бетт Дейвис предстала предо мной во всех оттенках серого. Это был не весь сон, только его фрагмент, но я долго над ним размышляла. И поняла, что потребление информации исключительно в черно-белом цвете может постепенно, возможно, даже навсегда вытравить из сновидений краски.
Еще одним феноменом, вероятно возникшим под влиянием «Толкования сновидений», стала внезапная популярность опубликованных дневников сновидений известных писателей и деятелей культуры. Федерико Феллини, знаменитый итальянский режиссер, среди фильмов которого такой хит, как «Сладкая жизнь», вел подробный дневник сновидений. Записи в нем сопровождались странными, зловещими рисунками. Джек Керуак, автор романа «В дороге», опубликовал свое собрание снов и мыслей, которые он записывал сразу после пробуждения. Его «Книга снов» – странный, беспорядочный, зачастую лихорадочный поток мыслей и образов. Некоторые сны заканчиваются на середине предложения, другие – на полуслове, ровно в том же виде, в каком Керуак их наскоро записал. Вот типичный пример:
Девственный вид с вершины травянистого холма за городом, это Мехико, где слоновьи водопои, забавные пастухи, я с огромным – ладно, не огромным, – среднего размера пакетом чая, в который я запускаю руку, словно в золото, но это лишь трава, и день яркий, плывут облака, плато к северу от Великой Америки мира чистое и белое, как борода патриарха в небе над Попокатепетлем… мой шелк и кружева… способен ты… События… [107]
То, как Керуак преподносит свои сновидения, можно сравнить с картинами Сальвадора Дали, уходящими корнями в переживания во время сна, но утрированными и стилизованными в куда большей степени, чем те, с которыми мы обычно сталкиваемся.
Уильям Берроуз, современник и друг Керуака, опубликовал книгу «Мое образование: книга снов» [108] в 1995 г., за два года до своей смерти. Удивительно, насколько по-разному эти два писателя пересказывают свои сны. У Берроуза они отличаются простотой и читаются так же, как если бы вы рассказывали сон стоящему рядом человеку, – немного путаницы, чуть-чуть рефлексии, но в остальном это складный, легко читаемый текст. И в большинстве случаев они крайне прозаичны. Сны – не всегда динамичные, бурные, головокружительные приключения в некоем мистическом мире. Порой они – просто блуждание по гостинице в поисках бумажника, но это не значит, что их нельзя превратить в произведение литературы или изобразительного искусства. Именно так Берроуз представляет свои сны: в них не чувствуется особого приукрашивания, и тем не менее это увлекательное чтение.
Благодаря будничности и одновременно ясности, с которой Берроуз излагает сновидения, мы можем хорошо прочувствовать его ощущения при пробуждении. По ситуациям в некоторых из наиболее подробно описанных снов можно догадаться, чем он был занят в последние несколько дней. В них неоднократно упоминаются значимые в его жизни люди и, что еще важнее, то и дело возникают личные символы. Берроузу часто снились кошки. Очень часто. Вот хороший пример:
Я ищу место, чтобы побриться. Я живу в клетушке с тремя кошками, у меня есть ржавый таз и кран с холодной водой. Я решаю побриться у Аллена Гинзберга, он живет чуть дальше по улице. Лабиринт улиц, комнат, коридоров, переулков, дверных проемов, настолько узких, что приходится протискиваться боком, огромных открытых дворов и комнат. Я решаю взять двух кошек к Аллену, его жилье состоит из ванны в маленькой комнате. В ванне можно побриться. Оглядевшись, обнаруживаю, что мои кошки исчезли. Я лезу под ванну и вытаскиваю тощего серого кота, но своих кошек найти не могу. Может, там отверстие? Надо было оставить их дома [109].
Можно предположить, что в его снах кошки всегда олицетворяют некую тревогу. Если Берроузу снятся его собственные кошки, они то пропадают, то болеют, то начинают вести себя нехарактерным для них образом и царапают его. Но иногда он видит во сне неизвестных кошек, и они, судя по всему, внушают ему страх.
Комната с привидениями. На меня прыгает кошка, превращается в призрака и кусается. Затем у моей головы на подушке я вижу рыжего котенка. Я говорю кому-то, что не буду больше там спать. Поднимаюсь на лифте в другую квартиру.
Вообще, в книге «Мое образование» животные фигурируют часто. Есть предположение, что они символизируют страх, восходящий к нашей первобытной боязни быть растерзанными или покусанными хищниками и ядовитыми гадами. Тем не менее кошки в сновидениях Берроуза завораживают. Но и с ними всегда связан страх: предательства, одиночества или встречи с незнакомыми кошками, агрессивно настроенными по отношению к Берроузу.
У моих родителей есть кот, малыш черно-белого окраса по кличке Мау, который однажды появился у них в саду, худой и голодный, и больше не уходил. Он нечасто мне снится, но, когда это происходит, у него всегда есть одна удивительная особенность: он разговаривает. Возможно, в этом виновата я сама: приезжая в гости к родителям, чтобы немного повеселиться, я озвучиваю его мысли. Однако странно, что в моих снах он превращается в персонажа, который дает мне советы, о чем-то предупреждает или комментирует какую-то ситуацию. Еще иногда мне снятся брошенные котята, крохотные и грустные, которых я нахожу где попало: то в кармане, то в стиральной машине, то их бросает мне на голову пролетающая птица. В этом я виню массовое распространение убогих видеороликов о спасении животных, которые бесконечно подсовывает мне алгоритм ленты в соцсетях. Но не думаю, что вижу эти сны достаточно регулярно, чтобы считать их повторяющимися, как у Берроуза. Куда чаще мне снятся поезда и вокзалы; сюжет и тема снов всегда разные, но, по-моему, у меня это основной повторяющийся мотив. Интересно, что у каждого человека есть свой набор символов и мотивов, из которых сотканы его сны.
Безусловно, нет ничего необычного в том, что люди ведут дневники сновидений. Тем не менее культурный феномен XX в. – дневник сновидений, опубликованный полностью, а не в виде главы в собрании писем или заметок, – свидетельствует о востребованности формата и интересе к тому, чтобы писатели и художники с присущим только им стилем запечатлевали свои сны наяву. Наши сны уникальны по визуальным характеристикам и сюжетным ходам, но также уникальны и способы, которыми мы пытаемся их описать.
* * *
В моих снах Мередит всегда была исключительно антагонистом. Самые значительные изменения претерпела я сама. В подростковом возрасте и когда мне было чуть за 20 и мы с ней тогда еще общались, она была агрессором, отрицательным героем, всегда на шаг впереди меня. Я чувствовала беспокойство, слабость, неспособность вырваться из порочного круга ревности и преданности,