— Химия, — ответила Ангела.
— Химия?
— Да. — Женщина кивнула незаметно вытерев об юбку вспотевшие в секунду ладони и продолжила свою мысль. — В Москве взяли курс на цифровизацию, это означает миллионы, а скорее десятки и сотни миллионов чипов. Мы обязаны запрыгнуть в этот поезд, пока он не ушел.
— Но не производство чипов, а именно химия, — Хагер аккуратно помог сидейший напротив женщине направить мысль в нужную сторону.
— Да, нам нужна не витрина, а связка. «Robotron» не потянет один. Нужны контракты с «комбинатом микроэлектроники», кооперация по СЭВ: Чехословакия — станки, Венгрия — оптика. Румыния… — Меркель запнулась на секунду, не сумев придумать с ходу, чем можно нагрузить мамалыжников и просто пожала плечами, — а ГДР — химия, немцы всегда были в этой сфере сильны. Развернуть производство соответствующих кислот для травления, взять на себя…
— Без подробностей, — махнул рукой член Политбюро СЕПГ.
— Назовем это интеграцией экономик. Москва явно по примеру ЕАС решила что пора заканчивать держать нас подальше от своих технологий, необходимо этим пользоваться. Стать незаменимыми. Чтобы в будущем иметь обратный рычаг на «старшего брата». Они могут перекрыть нам нефть и газ, а мы им — химию и тогда сотни связанных между собой производственных цепочек тут же встанут. — Ангела увидела в глазах смотрящего на нее партийца одобрение и продолжила мысль. — Сейчас мы переходим на новый технический уровень, скоро будет не так важно, сколько выплавляется металла и добывается угля, скоро мощь экономики будет исчисляться количеством задействованных в ней вычислительных машин. Это наш шанс, его нельзя упускать!
— Хорошо, мне нравится ход ваших мыслей. И вы понимаете, что без правильных слов хорошие дела погибают. Ваша задача — сделать так, чтобы люди увидели перспективу. Не зависимость, а кооперация. Вы сможете объяснить это? На партсобраниях, на телевидении?
— Смогу. Но слова нужно подкреплять делом. Средства, люди… — Ангела подняла взгляд на собеседника и добавила, выходя на зыбкую почву, — политическая воля.
— Принятие решений ускорим. Средства — изыщем. Людей — подберём. И ещё: у нас нет привычки менять обои только потому, что сосед покрасил стены в другой цвет. Тем не менее, если для вашего завода нужна новая краска — красить будем. Вы меня понимаете?
Меркель кивнула, к концу «аудиенции» она уже начала схватывать весьма специфическую манеру собеседника доносить свои мысль.
Уже на прощание Хагер попросил прислать «более подробную докладную записку» на его имя, после чего проводил женщину к выходу. В узком коридоре она заметила знакомую фигуру.
— Как прошло? — тихо спросил Путин.
— Он хочет порядок и прогресс одновременно, — так же тихо ответила она. — И чтобы это еще и выглядело красиво.
— Такова работа политика, — русский усмехнулся и пожал плечами, мол ничего не поделаешь. — Если будут проблемы — вы знаете, что делать.
Проблемы возникли куда раньше чем Ангела могла бы себе даже представить.
Очередное утро на работе, разбор входящих сообщений… Записка из министерства: «в связи с уточнением планов — приостановить закупки кислоты с трудно произносимым названием до начала второго квартала 1988 года». Формально не придерешься — борьба за фонды свойственна любому социалистическому государству. И не только социалистическому. А по факту ей начинают вставлять палки в колеса на самом взлете.
Ангела уставилась в окно. Подождала десять минут. Потом взяла визитку и набрала первый номер…
Глава 13
Вопросы территориального устройства
11 декабря 1987 года; Москва, СССР
THE WASHINGTON TIMES: ЮАР провела ядерное испытание
По данным из нескольких источников разведки, вчера, 3 декабря 1987 года, в 3:15 по Гринвичу, Южно-Африканская Республика провела первое полноценное испытание ядерного оружия собственного производства. Подземный взрыв был зафиксирован несколькими сейсмографическими станциями, его эпицентр, по предварительным оценкам, расположен на военном полигоне на северо-западе ЮАР, вблизи границы с оккупированной Намибией. Мощность заряда, по мнению экспертов, составила от 5 до 15 килотонн в тротиловом эквиваленте.
Подозрения в разработке ЮАР ядерного оружия существовали десятилетиями, еще со времен так называемого «Инцидента Вела» в 1979 году. Ответственность за него прочно легла на ЮАР и Израиль, однако до вчерашнего дня явных доказательств создания африканерами полноценного боеприпаса не было.
Мировые лидеры один за другим выступают с заявлениями, осуждающими распространение ядерного оружия. Однако заставляет задуматься неестественно спокойная реакция Москвы. Кремль на данный момент хранит молчание.
Это молчание выглядит особенно значимым на фоне стремительного роста экономических связей между СССР и ЮАР. По разным оценкам, за последние три года товарооборот между двумя идеологическими противниками вырос с нуля до полутора миллиардов долларов. Возникает вопрос: будет ли Москва последовательна в своем курсе? Напомним, что именно предполагаемое наличие ядерного оружия у Пакистана стало формальной причиной ввода советских и индийских войск в эту страну весной 1986 года. Будет ли применен тот же подход к ЮАР?
Политический расчет правительства ЮАР кажется очевидным. Это испытание — не просто демонстрация военной мощи. Это сигнал всему миру о том, что белое меньшинство не намерено сворачивать политику апартеида и готово защищать свой курс с оружием в руках.
Этот шаг становится еще более интригующим в свете слухов о готовящейся в ЮАР масштабной конституционной реформе. План, как сообщают осведомленные источники, предполагает преобразование унитарного государства в конфедерацию из нескольких слабо связанных между собой частей с высокой долей самоуправления. Аналитики полагают, что такая модель может быть призвана легитимизировать и сохранить власть белого меньшинства над основными богатствами страны даже в условиях международной изоляции.
Ядерное испытание 3 декабря 1987 года меняет расклад сил не только в Южной Африке, но и во всем мире. Теперь у режима апартеида есть атомная бомба. Вопрос в том, как мир ответит на этот вызов.
Самое начало декабря 1987 года ознаменовалось прорывом того самого политического нарыва, который уже около года зрел в Турецкой республике. Напомню, что там на фоне падения рейтингов правящей партии «Отечество» — это была та сила, которой военные фактически передали власть после добровольного отхода от управления в 1983 году — до выборов не допустили большую часть оппозиции. Сначала долго рассуждали о необходимости провести референдум по данному вопросу, однако в итоге тема заглохла, и в бюллетенях 29 ноября турки увидели только те же три партии, что и на выборах в 1983 году.
О том, что дело пошло не по намеченному плану, турецкие власти, наверное, догадались уже в день народного волеизъявления, когда явка оказалась сверхнизкой. Если в 1983 году на избирательные участки пришло 92% имеющего право голоса населения, то спустя четыре года этот показатель обвалился до 54%. Достаточно, чтобы говорить о легитимности выборов, но явно недостаточно для уверенности в собственном положении.
В тот же день, едва закрылись участки для голосования, на улицы крупных городов начали выходить недовольные. Основной электорат правящей партии и раньше был сосредоточен в сельской местности, а уж теперь на фоне скандалов и практически открытого заявления представителей ЕАС, что с такой политической системой Турцию в союз не примут никогда… Короче говоря, мирный протест очень быстро превратился в бунт. Тот самый, турецкий, не менее бессмысленный и беспощадный, чем русский.