Покончив с формальностями, Купер объявил, что это плавание — не просто поход для проверки корабля, но имеет конкретную цель. Я это уже знал, благодаря Люсинде, и, думаю, лейтенант Хант тоже, будучи близким дружком Купера, но его невозмутимость могла объясняться и тем, что он надеялся умереть, лишь бы избавиться от своих страданий. Все остальные, однако, подались вперед, как собаки, учуявшие кролика, и не было слышно ни звука, пока Купер рассказывал им о французском Зерновом конвое и о том, как «Декларейшн» пойдет вместе с ним, чтобы продемонстрировать флаг янки.
— В том ящике, — сказал Купер, указывая на ящик большого стола, сверкающего медью и полировкой, — в том ящике лежат мои приказы с широтой и долготой точки рандеву, где Брестский флот под командованием адмирала Вилларе-Жуайёза должен встретить Зерновой конвой, чтобы безопасно привести его в гавань. — Он сделал паузу, чтобы все это осознали, а затем продолжил: — Я знаю от мистера Нокса, военного министра, что президент Вашингтон весьма удовлетворен тем, что французы доверили нам тайну, потеря которой для их врагов могла бы привести к гибели их нации. — Купер обвел взглядом стол. — И, джентльмены, — сказал он, — президент полагается на наши действия на борту этого корабля, чтобы сцементировать будущие отношения с нашим европейским союзником.
Вот это, скажу я вам, заставило меня призадуматься. Так французы, значит, и впрямь «наш европейский союзник»? Но за столом все мудро кивали, и после того, как мы осушили бокал-другой портвейна Купера, он распустил нас по местам. Хант сорвался с места, словно жокей на старте, и взлетел по сходному трапу на шканцы, как горный козел. Впрочем, всякому было видно, сколь неотложны его обязанности. Остальные выходили более чинно, но меня окликнули.
— Мистер Флетчер, — крикнул Купер, — на пару слов!
Я снова сел, и как только морпех-часовой затворил дверь, Купер подвинул через стол графин.
— Не желаете еще, Флетчер? — спросил он.
— Нет, благодарю, сэр, — ответил я. Я и так уже выпил три бокала, а было еще раннее утро.
— Флетчер, — сказал он, — надеюсь, вам понравится на моем корабле.
— Я тоже надеюсь, сэр, — сказал я, ожидая, когда он перейдет к делу.
— Вы ведь теперь американский гражданин, не так ли?
— Да, сэр, — ответил я. Уж ему-то следовало знать. Он был со мной в мэрии, когда я приносил присягу на верность.
— И в Бостоне вас ждет многое, к чему стоит вернуться?
И впрямь ждало. И куда больше, чем он думал.
— Да, сэр, — сказал я.
Он прикусил губу, что-то обдумывая, а затем посмотрел на меня с чем-то вроде робости.
— Джейкоб, — сказал он. Джейкоб, надо же! — Я доверю вам тайну, столь же великую, как та, что была доверена мне. — Он махнул рукой на ящик стола с его скрытыми секретами. — Президент хочет продать французам еще зерна. Это жизненно важно для фермерских кругов, которые составляют его главную опору в Конгрессе. Но он не хочет долгой или тяжелой войны с британцами. Вы понимаете?
— Не совсем, сэр, — ответил я.
Он тужился еще сильнее, словно воробей, пытающийся снести куриное яйцо. Наконец он выдавил из себя:
— Война с Британией окончена. Наши представители встретятся с британцами в Лиссабоне, как только дипломатические курьеры доставят туда и обратно необходимые сообщения. И будет заключен мир. — Он пристально посмотрел на меня. — Это величайшая тайна, Джейкоб, — сказал он. — Никто другой на борту этого не знает.
— Можете на меня положиться, сэр, — ответил я с таким благочестивым видом, будто епископ в публичном доме.
— Мои приказы, — продолжал Купер, — присоединиться к Зерновому конвою в Норфолке, предоставить мой корабль в распоряжение командующего конвоем, контр-адмирала Ванстабля, и оказывать ему всяческое содействие в пределах моих сил… Но… я должен избегать боевых действий против британцев.
В тот миг я увидел, какое бремя забот на нем лежит. Он казался человеком более весомым, чем я думал, ибо он очень хорошо это скрывал. Я бы и не предположил, что на него оказывается такое давление. Очевидно, президент мистер Янки-Дудл Вашингтон хотел усидеть на двух стульях. Он хотел дружить и с британцами, и с французами, а Купер оказался меж двух огней. Что было делать бедняге, если адмирал-лягушатник прикажет ему атаковать британский корабль? Поднять мятеж, может быть?
— Я понимаю вашу проблему, сэр, — сказал я, — но почему вы говорите это мне?
— Я говорю вам это, — сказал он, — потому что мне нужен ваш опыт, который вы приносите на мой корабль, но я понимаю, какая борьба противоположных привязанностей должна кипеть в вашей душе. Я хотел, чтобы вы знали: у меня приказ не воевать против ваших бывших соотечественников.
Что ж, сказано было благородно, полагаю. Но в одном он ошибался. Никакой борьбы во мне не было, я просто с нетерпением ждал возвращения в Бостон.
После этого он пожал мне руку, а затем вскочил с улыбкой на лице.
— Ну а теперь, Флетчер, — сказал он, — я соберу всю команду для вашей первой артиллерийской тренировки. Сцена готова! Настало время вам явить нам своего Гамлета!
15
ДЕЛО: Койнвуд против Флетчера
ОБЪЕКТ: Солсбери, Дэвид, лейтенант Королевского флота.
СВЯЗЬ: Свидетель действий Флетчера?
ДЕЙСТВИЕ: Требуется допрос с пристрастием.
(Из картотеки Сэмюэла Слайма, расшифровано со стенограммы.)
*
Перед Слаймом стояли трое противников. Трое молодых людей, на чьих лицах было написано злобное предвкушение. Его отец назвал бы их «щеголями с Гровенор-сквер» — из тех, кто благодаря деньгам и рождению привык, чтобы мир вертелся так, как им хочется. Двое из них были здоровенными, краснолицыми, туповатыми мужланами, только что приехавшими в город из отцовских поместий в поисках опытного наставника, который научил бы их прожигать жизнь. Третий, их предводитель, был высоким, худым джентльменом, одетым по последней моде, с откровенно мерзким выражением лица. За ним-то и следовало следить.
— Каково ваше желание, Дэви? — спросил один из деревенщин.
— У тебя под рукой твой карманный нож, Тоби? — спросил лейтенант Дэвид Солсбери.
— Так точно, — ответил сэр Тоби Мур, баронет.
— Что ж, тогда давай его сюда, — сказал Солсбери, и блеск стали перешел из рук в руки. — А теперь,