— Это безумие, джентльмены, — сказал Слайм, — это клуб «Брукс» на Сент-Джеймс-стрит, вы не можете…
— Взять его! — крикнул Солсбери, и два мужлана бросились на Слайма.
Пять минут спустя официант, несший поднос с напитками для посетителей, проходил по коридору с отдельными кабинетами, как раз когда одна из дверей открылась, и из нее вышли два джентльмена.
Оба казались пьяными, и один поддерживал другого. Официант узнал в беспомощном мистере Солсбери, известного члена заведения, который, по слухам, недавно лишился места на флоте из-за скандала, связанного, как полагали, с миллионами Койнвудов.
— Могу ли я быть вам полезен, сэр? — спросил официант с величавым достоинством.
— Нет-нет, все в порядке! — сказал Слайм. Он поудобнее перехватил обмякшую и едва находившуюся в сознании фигуру Солсбери, у которого, как заметил официант, было несколько подбито лицо. Слайм ухмыльнулся и нашел монету для официанта.
— Хорошего дня! — сказал Слайм, и официант проследовал своей дорогой. Хотел бы он иметь по такой монете за каждый раз, когда члены клуба отправляются домой в подобном состоянии!
Так Слайм и его закадычный друг пробирались сквозь роскошное великолепие клуба «Брукс». Они прошли по коридору, через Большой зал с его сверкающими люстрами и затененными лампами, освещавшими большие столы, покрытые зеленым сукном, за которыми сидели поглощенные игрой в вист, пикет и кенз джентльмены. Это изысканное помещение с камином в стиле Адама, увенчанным огромным зеркалом, и сводчатым потолком, украшенным позолотой и белой лепниной, было подлинным храмом лондонского игорного мира. Каждую ночь здесь переходили из рук в руки целые состояния, и в члены клуба стояла длинная очередь, даже при немалой стоимости в одиннадцать гиней в год.
Даже играя роль пьяного аристократа, даже хихикая в одурманенное ухо Солсбери, смеясь над воображаемыми ответами и прикладывая палец к губам, чтобы не нарушать тишину игроков, Слайм оглядывал этот эпицентр мира, в который так жаждал попасть. Он прекрасно знал, что комитет никогда даже не рассмотрит кандидатуру такого, как он. «Брукс» был для джентльменов, каковым могло претендовать быть поддерживаемое им существо, но не он сам.
Слайм проник внутрь лишь благодаря щедрым взяткам главному управляющему и старшему официанту. Жадные до золота, но боявшиеся за свои места, они провели его через служебный вход в отдельный кабинет. Затем лейтенанту Солсбери за игорным столом было передано сообщение, что некий джентльмен желает видеть его по делу Койнвудов. Это заставило Солсбери явиться достаточно быстро.
Но Слайм не ожидал двух приятелей Солсбери, ни свирепости реакции самого Солсбери на его вопросы.
Когда Слайм и Солсбери, пошатываясь, прошли через Большой зал и направились в вестибюль, старший официант и главный управляющий бросились им на помощь, вывели их на Сент-Джеймс-стрит и подозвали наемный кэб.
Лишь когда кэб отъехал в сторону Пикадилли, эти два функционера расслабились, избавившись от нервного страха, что какой-нибудь член Комитета обнаружит их сговор, позволивший постороннему проникнуть в заведение. Они постояли несколько минут на углу Парк-плейс и Сент-Джеймс-стрит, у входа в клуб, разделяя свое облегчение и удачу. Когда они наконец вернулись внутрь, они застали портье и одного из официантов смеющимися над тем, что двое молодых деревенских джентльменов, которых привел лейтенант Солсбери, очевидно, повздорили друг с другом, ибо вышли из одного из отдельных кабинетов с окровавленными рубашками и всеми признаками того, что хорошенько отдубасили друг друга.
*
К тому времени, как наемный кэб добрался до гостиницы «Синий кабан» на Олдгейт-Хай-стрит, лейтенант Солсбери уже оправился от тумака, которым его угостил Слайм. Голова болела, его мутило, но он полностью отдавал себе отчет в происходящем. Тем не менее он оставался на удивление покорным и стоял рядом со Слаймом, пока тот расплачивался с кучером. Было два часа ночи, но улица жила, залитая светом и шумом из «Синего кабана» и соседнего «Быка». Шлюхи и пьяницы вершили свои дела, и из обоих заведений доносилось хриплое пение.
Когда кэб с грохотом укатил, Слайм ткнул большим пальцем в сторону переулка между двумя гостиницами.
— Туда! — сказал он. — Ты первый, — и подтолкнул Солсбери, помогая ему двинуться в путь.
Переулок хорошо освещался фонарями, прикрепленными к стенам, и в нем располагались конюшни «Быка». Над конюшнями, на втором этаже, куда вела пристроенная снаружи тяжелая деревянная лестница, тянулся длинный ряд окон, как в домах ткачей. Слайм подтолкнул Солсбери вверх по лестнице.
Наверху была небольшая площадка напротив двери. Рядом с дверью в стену была вкручена медная табличка. Она сияла от ежедневной полировки, и на ней было выведено два слова: «Сэмюэл Слайм».
Слайм протянул Солсбери ключ.
— Открывай, — сказал он и отступил назад. Эта процедура была необходима, чтобы Слайм мог и дальше эффективно применять тот довод, что обеспечивал смиренную покорность Солсбери.
Доводом был аккуратный двуствольный пистолет работы Эгга, ирландского оружейника, с внешними курками, одним стволом над другим и единственным спусковым крючком, стрелявшим из каждого по очереди. Это было излюбленное оружие Слайма, когда требовалась скрытность, ибо пистолет был не длиннее его ладони и прекрасно помещался в кармане сюртука.
— Видишь это? — сказал он Солсбери, помахав пистолетом у него под носом, когда тот пришел в себя в кэбе. — Подрезать мне, мать твою, уши, да? Ах ты, грязный ублюдок! Слушай сюда, парень, пикнешь хоть раз не так, и я всажу это тебе промеж лопаток!
Так что Солсбери открыл дверь в контору Слайма, вернул ему ключ, и они вошли внутрь, в узкий коридор, освещенный тусклым ночником, трепетавшим в блюдце с водой на столике. Слайм втолкнул Солсбери в комнату, уставленную маленькими ящичками. Ряды за рядами ящиков были едва видны в тусклом свете единственной свечи, которую зажег Слайм. Это была та самая комната, где он впервые встретил леди Сару.
— Садись, — сказал он Солсбери, указывая на стул.
— Я протестую, — произнес Солсбери, когда гнев пересилил страх. — Я морской офицер. Я служу Его Величеству, и закон не позволит…
Хрясь! Терновая палка в правой руке Слайма ударила Солсбери по голове.
— Ай! — вскрикнул Солсбери, отшатнувшись и схватившись за голову. — Ты мог меня убить!
— Садись! — твердо сказал Слайм. — Ты был бы мертв полчаса назад, если бы я этого хотел. Я же сказал тебе, парень,