— Я вам это говорил! — сказал Слайм. — Я это выяснил! А что насчет Флетчера и того боцмана?
— Я узнала не больше вашего, — призналась она. — Флетчер сделал что-то, о чем она не хочет говорить, но это все, что я узнала. — Она улыбнулась и прижалась к Слайму, уютно устроившись рядом. Она обвила его шею рукой и провела кончиками пальцев по его волосам. — Хотя, конечно, — сказала она, — я могла бы вытянуть это из нее, если бы захотела…
— Ну и почему же вы этого не сделали? — раздраженно спросил он.
— Потому что я устала, — сказала она. — Уже поздно. Я не хочу утруждать себя этим сегодня.
— Что вы имеете в виду? — спросил Слайм.
— Ну, — сказала она, — у меня есть два метода на уме. Я попросила миссис Коллинз найти мне большую бочку и поставить ее в подвале — она сильнее большинства мужчин, знаете ли. Полезная помощница для такого рода работы. Я предполагала, что мы могли бы наполнить бочку водой и устроить мисс Бут ванну. Но сначала мы бы ее связали, чтобы она не вырывалась, и тогда я бы с большей легкостью могла опускать ее голову под воду и вынимать, когда захочу. Я полагаю, это было бы весьма убедительно.
— Боже милостивый! — сказал Слайм, ошеломленный тем, с какой небрежностью были произнесены эти слова. — Вы не можете этого сделать, вы ее убьете!
— Да, — сказала она, — это может быть опасно. Мы ведь не хотим потерять ее до того, как она расскажет свою историю, не так ли? Но, возможно, нам и не придется доводить до этого. Утопление — такая ужасная вещь, что одной угрозы может быть достаточно! — Она заглянула ему в глаза. — Знаете ли вы, Сэм, что когда Галилей предстал перед Святой Инквизицией, его отвели в пыточную камеру и просто показали ему инструменты, и он, как разумный человек, немедленно сделал то, что от него хотели. Возможно, мисс Бут поступит так же?
— Боже милостивый! — сказал Слайм.
— Тебе обязательно повторяться, мой дорогой? — сказала она и продолжила: — Второй способ был бы проще, и хотя ему не хватало бы той особой способности внушать ужас, как первому, у него было бы преимущество в том, что не было бы никакой возможности непреднамеренной смерти. — Она улыбнулась. — И это была бы простая порка. — Она наклонилась еще ближе, шепча слова и проводя языком по его уху. — Я бы раздела ее догола и привязала к кровати: по одной конечности к каждому углу, а потом взяла бы хлыст и задала бы ей такую трепку, какой у нее в жизни не было. — Слайм содрогнулся от весьма смешанных чувств. — Вам, возможно, понравится смотреть, мой дорогой, — прошептала она, — многие джентльмены находят весьма возбуждающим наблюдать, как одна женщина порет другую.
— Но, но, — сказал Слайм, совершенно растерявшись и хватаясь за соломинку, — мы не можем этого сделать…
— Конечно, можем, любовь моя, — сказала она, — это вполне реальные возможности. Первый не оставляет никаких следов, а пока мы будем держать девушку здесь, пока она не заживет, то и второй тоже. Мисс Бут ничего не сможет доказать против нас. Она в любом случае не более чем уличная девка. Кто ей поверит? Она в нашей власти, и мы можем делать с ней все, что захотим.
— Тем не менее, повремените, — сказал он наконец. — Мы знаем, что Флетчер сделал что-то, чего она боится, и я чертовски уверен, что знаю, что именно. Так какой смысл в том, чтобы она рассказала, что это было? Она никогда не будет свидетельствовать против него, это уж точно.
— Хм, — сказала леди Сара. — Думаю, вы ищете себе оправдания, мой дорогой Сэм.
— Сара, — сказал он, взяв обе ее руки в свои и пристально глядя на нее, — держите ее здесь. В безопасности. И позвольте мне заняться мистером Флетчером. Если я ничего не добьюсь, тогда вы сможете поступить с ней по-своему. Но уже то, что она здесь, дает нам преимущество над мистером Флетчером и подает мне идею. Я собираюсь разместить объявления во всех газетах, чтобы мистер Флетчер их увидел. Мы используем мисс Бут как приманку, чтобы поймать его. Это ведь то, чего вы хотите? Заполучить его в свои руки?
— О да! — сказала она. — О да, именно так.
24
Одно хорошо в трехдечном корабле — на борту полно кают для сверхштатных пассажиров вроде меня. По крайней мере, если сам адмирал распорядился, чтобы каюту нашли, а кого-то, если понадобится, вышвырнули вон. И все же на флоте чин почитают, и только самому младшему лейтенанту пришлось уступить мне свою каюту. Но лейтенант есть лейтенант, так что он занял каюту помощника штурмана, тот — каюту боцмана, тот — каюту помощника канонира, который надавал пинков матросам с жилой палубы, пока все снова не стали совершенно счастливы.
Кроме того, мне нашли рубашки, ботинки, бритвы, зубной порошок и щетку, постельное белье и прочие вещи, в которых я остро нуждался (я также получил роговую табакерку, которую храню по сей день и которая мне так и не понадобилась). Все эти вещи были любезно оплачены моим могущественным покровителем, адмиралом лордом Хау. Но лучшее, что он сделал, — это подтвердил мой статус джентльмена. Это означало, что я обедал в кают-компании, абсолютно ничего не делал и мог прогуливаться по шканцам и вообще совать нос куда угодно и смотреть, что происходит. Это было самое близкое к отпуску, что у меня когда-либо было, ибо было на что посмотреть, много хорошей компании и вся еда и напитки, какие я только мог принять на борт.
Была еще одна вещь, которую мне дали, и которая имела отношение к моему статусу джентльмена. Собственно, это была пара вещей. Черный Дик прислал мне пару седельных пистолетов, запасную пару своих собственных, работы «Гриффин и Тау» с Бонд-стрит. Двадцатилетние и немного потертые, но прекрасные экземпляры с хорошими, быстрыми замками. Он приложил к ним записку, написанную его собственной рукой.