Николасу нравились поэтичные теории. Они рассказывали, что кальтонцы решили бросить вызов богам, пошли на эксперименты, сила вышла из-под контроля и потрясла империю. Кальтона вспыхнула дикой магией, иссушила сама себя. Это отразилось и на чарах простых людей, ставших более хаотичными.
С точки зрения Николаса, звучало красиво, а ещё походило на правду. Но Кальтонская империя исчезла сотни лет назад, и её загадки Николас предпочитал оставлять историкам, изучавшим мёртвую страну. Для Николаса имело значение, что кальтонские трактаты до сих пор всплывали то тут, то там и несли в себе древнюю магию, теперь объявленную запретной.
Потому что в Кальтоне не гнушались человеческими жертвоприношениями, реками крови и использованием самых тёмных оттенков силы. Остатками кальтонской аристократии считались Древние семьи, одной из которых и были Равенскорты. Николас видел императора Александра Равенскорта в действии. И если бы против него выступил весь Круг магов, Николас не был уверен, на кого поставить в таком случае.
Его самого устраивала система магии в связках. Сырую силу он использовал на дуэлях, но в остальное время куда больше толку от зачарованных предметов.
В основном, те, кто владел магией, зачаровывали то с одними, то с другими людьми. Но, конечно, было множество историй и о тех, кто выбирал партнёра по магии одного и на всю жизнь, иногда это заканчивалось романтикой, чаще семейными проблемами. Хотя Николас помнил историю поэта, женившегося на девушке, а она зачаровывала в паре со своей сестрой. В конце концов они стали жить втроём.
Дверь дрогнула и открылась, но вошли не Айден с Чарли Стоуксом, а Фелиция Стэнхоуп. Скрыв замешательство, Николас затянулся сигаретой, а когда выпустил дым в сторону вошедшей, прежнее самообладание вернулось к нему в полной мере.
– Леди Стэнхоуп… вы ошиблись комнатой? Уборная дальше.
Она прислонилась спиной к двери, смотря на Николаса.
– Ты хочешь меня соблазнить? – склонил голову набок Николас.
– Не мечтай.
Фелицию Стэнхоуп он видел при дворе, но знаком с ней был постольку-поскольку. Даже ни разу не беседовал до Китобоен, хотя Айден много о ней рассказывал из-за дел Синдиката. Да и кто не знал Фелицию и Элиаса Стэнхоупов, последних представителей некогда великой династии!
Не совсем последних, существовали и другие ветви, но не в столице, не при дворе.
Брат с сестрой были двойняшками, но внешне друг на друга походили лишь отчасти. Элиас был высоким и поджарым, а Фелиция миниатюрной и хрупкой. А вот светлые волосы у обоих повторяли оттенок, да мало отличались серо-голубые глаза. Скорее серые у Элиаса и скорее голубые у Фелиции.
Фелиция умела себя подать. Изящно подведённые глаза и губы, подчёркивающее фигуру кремовое платье, замысловатые локоны причёски, украшенной мёртвыми цветами. Высохшие лепестки казались хрупкими и наверняка сохранялись благодаря чарам.
Насчёт Фелиции Николас не обманывался. При всей мнимой безобидности она была остро отточенным кинжалом, спрятанным среди нежного кружева. И она была Стэнхоуп, если бы Равенскорты исчезли, Стэнхоупы заняли бы трон. А значит, она угроза для Айдена. И ещё более явственная со стороны Торгового синдиката. Николас не особенно вникал, чего она хотела, но знал, что Айдена не устраивали требования. Вроде бы что-то насчёт льготных пошлин и возможности иметь собственных солдат.
Отходить от двери Фелиция не спешила, рассматривая Николаса. Обычно так бессовестно глазеть никто не решался, это было неприличным, но Николасу стало любопытно, и он молчал, ожидая и выпуская изо рта сигаретный дым.
– Тебя нечасто можно увидеть при дворе, лорд Харгроув. Многие считают это странным.
Она наконец-то двинулась вперёд, и лишённая вежливого этикета речь звучала странно с формальным обращением. Но ни поправлять её, ни просить называть по имени Николас не стал. Он небрежно пожал плечами:
– Не всем по душе придворные интриги.
– Ты колдуешь в связке с наследным принцем. Вы с ним как братья, хоть и не по крови. Тебя пророчат главой дознавателей. Ты постоянно проводишь время во дворце. Но тебя почти не встретить на официальных мероприятиях.
Только на тех, с которых он не сумел улизнуть. Или где не появляться считалось уж совсем неприличным. Айден на них был нарасхват, и Николаса спасала Лидия.
Все эти мероприятия Николас находил ужасно скучными. Хотя Айден утверждал, что при обсуждении придворных событий и интриг Николас выдаёт удивительно трезвые мысли, подпитанные внушительной осведомлённостью. Николас отмахивался, что попросту следит за информацией.
Он был в курсе происходящего при дворе, ведь Айден рассказывал, да и Николас не хотел, чтобы принцу что-то угрожало, а значит, стоило следить. Но сами по себе все эти интриги и политика его не интересовали. А вот Лидия прекрасно в них ориентировалась, с лёгкостью уходила от одних, принимала другие и порой советовала Николасу на приёмах, с кем стоит поговорить, а от кого лучше держаться подальше.
Николас чувствовал себя тупоголовым чурбаном, особенно когда Лидия и Айден начинали обсуждать политику. Но в то же время его всё устраивало. Потому что в своей стихии он был, когда оказывался в Управлении, когда надевал форму дознавателя и искал очередного придурка, решившего воспользоваться запретной магией, попутно уничтожая всё вокруг.
Рассказывать об этом Фелиции Николас не собирался и бросил:
– Я не создан для придворной жизни.
– Тебя называют Бойцовым псом его высочества. Многие боятся. Потому что считают, ты можешь их убить, если того пожелает наследный принц.
Николас фыркнул:
– Ты веришь в кровожадность Айдена?
– Я верю, что он благоразумен. А ты не его убийца, ты его друг.
Фелиция приблизилась, и Николас заметил, что лиф её кремового платья украшен рядами коготков животных. Девушка ощущалась таким же хищником, приближающимся на мягких лапах, чтобы не спугнуть добычу. Жестом Фелиция попросила сигарету, и он не стал отказывать. Жаль, что вспышка магии, чтобы зажечь табак, слишком короткая, и нельзя увидеть то, что отличало Стэнхоупов.
У каждой Древней семьи своя особенная сила. У Равенскортов имелись тени. У Стэнхоупов вроде бы что-то про свет.
– У меня с братом – идеальная связка, – неожиданно сказала Фелиция. – Я знаю, что это такое. Вам с Айденом повезло. Я зачаровываю иногда с другими, ощущается иначе. Это как…
Она попыталась подобрать слова, и Николас, хотя не думал втягиваться в разговор, не смог промолчать, когда дело касалось связки.
– Как танец, – пробормотал он. – Когда движения идеально гармоничны. Или как музыка. Когда не просто играют два инструмента, а складываются в единую мелодию, общий поток, и даже сердца бьются в унисон.
Прислонившись спиной к столешнице, где сидел Николас, Фелиция скрестила руки на груди и кивнула. Вряд ли она уловила, что последние слова про сердца – цитата из Раттер-Кристи. Но она поняла мысль. На