Роуэн притих, сцепил пальцы на коленях и уставился на них, не поднимая головы. Его плечи едва заметно подрагивали.
Сраный Квентин! Всё шло хорошо, а теперь по Бездне.
Вскочив на ноги, Николас подошёл к центру комнаты, картинно разведя руками и прерывая Квентина на середине строчки:
– Квентин, дружище, ты меня аж вдохновил. Давай ты отдохнёшь, пока ещё лишнего не наговорил, а стихи почитаю я.
Квентину ужасно не понравилось, что его прервали, он метнул на Николаса злобный взгляд, посмотрел на Кассандру. Она хозяйка салона, последнее слово за ней. Уголёк поднял голову, заинтересованно пробуя воздух языком.
Лицо Кассандры оставалось невозмутимым, но глаза её горели:
– Мы так давно не слышали новых творений лорда Харгроува, что сложно отказать.
Побагровев от ярости, Квентин отступил. А Николас подумал, что нужно выдать что-то яркое, чтобы дурацкие предыдущие стихи стёрлись из памяти.
– Гм, что бы такого прочитать, – задумался Николас, и это было наигранным лишь наполовину.
В Академии он писал много стихов, менял их на шоколад и другие милые вещицы. Часть не записывал или терял. С появлением Айдена стихов стало больше, потому что Айден заявил, их надо сохранять. Он вытаскивал листы бумаги, завалившиеся под кровать, собирал разбросанное по столу и всё относил в общую стопку.
В Кин-Кардине стихов сначала не было, дознавательская работа оказалась интересной, но поглотила полностью. Николас всё равно порой ощущал зуд в кончиках пальцев, и как-то поймал себя на том, что идёт сквозь туман, и в свете тусклых зачарованных фонарей на улице в голове сами собой складываются строки. После этого он вернулся к стихам.
Посреди гостиной стоял низенький столик, Николас лихо на него запрыгнул, заставив несколько дам ахнуть и отшатнуться. Возвышаясь над собравшимися, Николас начал ходить по столу, чеканя шаг и под чёткий ритм читая стихи о том, как герой смывает кровь с рук, как его слепые глаза видят тьму, а сердце он запирает в клетку, полную высохших цветов. Он не собирается оставаться слишком долго, не собирается быть – слишком долго.
Сердце, сквозь которое прорастают грибы.
И когда на плечо садится коронованный ворон, герой распахивает глаза и видит свет, а сердце в клетке снова пульсирует, и мёртвые цветы превращаются в живые розы.
Пока никто не вспомнил, что на семейном гербе Харгроувов тоже цветок, Николас, раскланявшись под аплодисменты, тут же завёл другое стихотворение, ещё старое, о глазах темнее ночи, и дамы точно сочли строки любовной лирикой.
Он хотел тут и закончить, но выступление Квентина заставили вспомнить последнее стихотворение, ещё не дописанное. Николас сам не понял, как начал его зачитывать.
В одной известной постановке были строки «спи, милый принц», обращённые к погибшему принцу. Мрачные, печальные слова обрамляли трагедию. Николас взял их и переделал во что-то вроде колыбельной. Спи, милый принц, и если тебе будут сниться кошмары, зажги свечу, и я найду дорогу к тебе. Мы дадим мраку имя и запишем его золотыми буквами на бычьей коже, чтобы предать эту жертву Безликому.
– Спи, милый принц, – завёл Николас последнее четверостишие.
И сбился.
Потому что опять кто-то постукивал тростью по полу, вряд ли замечая, но звук впечатывался в череп Николаса, заставлял снова чувствовать себя маленьким. Не спрятаться, не убежать, да и бежать-то некуда.
Неловко поклонившись, Николас с трудом сглотнул и сделал вид, что на этом всё, и под рукоплескание публики спрыгнул на пол. Он поймал сияющий взгляд Роуэна, позабывшего о выступлении Квентина, но радость не могла затмить неуютное чувство беспомощности.
Со стороны Айдена обдало теплом, и Николас успокоился. В конце концов, если подумать, то ничего не происходит, и ему уж тем более ничто не грозит. Бояться здесь и сейчас – верх же глупости.
– Николас, это было здорово!
Какой-то приятель радостно и пьяно говорил, что стихи были чудесны, навалившись на плечи в дружеских объятиях. Но его прикосновение обожгло Николаса, он отшатнулся и не завопил из-за того, что в горле резко пересохло, он издал глухой звук, похожий на стон раненого животного.
Николас терпеть не мог, когда его трогали. Он не привык к этому, в голове непроизвольно начинала биться мысль «опасно, опасно, опасно».
В Академии он не снимал рубашку, а в купальнях, не переодевался при посторонних. Это было слишком… уязвимо.
Сейчас от чужого прикосновения под постукивание тростью, грудь сразу сдавило, а воротник мгновенно намок от пота. Дрожащими пальцами Николас ухватился за спинку дивана, ощущая, как звуки в комнате становятся глухими, как из-под воды, а мир размывается.
Второй рукой Николас вцепился в собственную грудь, пытаясь сделать вдох, пропихнуть воздух внутрь. Ему казалось, он сейчас потеряет сознание – или умрёт.
Он снова маленький и ничего не контролирует. Снова постукивает трость.
Мир враждебен.
Он – недоразумение. Он не достоин любви и поддержки.
Кто-то опять коснулся плеча, и Николас распахнул глаза:
– Не трогай меня!
– Эй-эй, Ник, это всего лишь я.
Руку Айден не убрал, а Николаса омыло связью, хотя эмоции он сейчас понять не мог, как и сделать полноценный вдох, дыша часто и прерывисто. Он не был в силах что-то объяснить, но не стал скрывать.
Другим людям Николас не позволял себя касаться. Но перед Айденом он не боялся быть уязвимым.
– Я падаю, – пробормотал Николас.
– Я не дам тебе упасть.
Николас зажмурился, пытаясь уцепиться хоть за что-то и наконец-то вздохнуть. Он не упадёт, у него не будет болеть голова, ему не будет больно.
– Ник, посмотри на меня. Всё хорошо. Дыши.
Наконец-то получилось вздохнуть, и Николас открыл глаза. Он понял, что дрожащие мышцы свело, и часто поверхностно задышал. Айден ненавязчиво потянул его за собой, не отпуская плечо и продолжая ощущаться по связи. Он хотел увести Николаса из комнат.
Рядом возник встревоженный Роуэн, что-то спросил, но Николас не понял вопроса и не понял, что ответил Айден.
Наконец их обдало прохладным воздухом, и дышать стало легче. А может, из-за того, что голоса стихли, запахи успокоились, духота тоже не стискивала Николаса. Трость перестала постукивать.
Они оказались в экипаже, но лампы Айден зажигать не стал. Бархатная занавеска была раскрыта, с улицы хватало скудного света фонарей.
Спрятав лицо в коленях, Николас пытался восстановить дыхание, стискивающий грудь ком понемногу отступал. Рука Айдена с плеча переместилась на затылок, легонько массируя. Когда-то в Академии лекарка научила Айдена, что так можно помочь