– Ты воспринимал всё… мутно.
– Аура смерти. Я видел мир через вуаль, всё шло через чужие смерти. Мне казалось, проведи я там ещё немного времени, и я бы почувствовал каждую жертву. И это свело бы меня с ума.
– Раньше такого не было.
– Раньше я не бывал на местах масштабных ритуалов запретной магии.
Вслух Айден не сказал, но повисла фраза, что больше он там бывать и не хотел. Никогда. Николас начал осознавать, почему Айден стремился уйти. Отыскать след убийц, но и сбежать из гиблого места.
– Я ориентировался на тебя, – просто сказал Айден. – Ты заземлял. И ты делаешь так постоянно.
Смутившись, Николас вдруг подумал, что руки совершенно некуда девать. Он провёл ладонью по шершавой поверхности песчаниковой стены. Хорошо, поднимать голову не приходилось, слишком много камней под ногами. То, что Айден шёл сзади, и лица его Николас не видел, должно было помогать, но почему-то не помогало.
– Меня не готовили к политике, – продолжал Айден. – Я в восемь лет попал в храм Безликого. Пока я подметал альковы, Конрад постигал тонкости интриг, он был наследным принцем и должен был занять место при дворе, а позже и трон. Из него бы вышел отличный политик.
– Но он умер.
– Да, – сказал Айден. – Я рад, что у меня была хотя бы Академия, где я научился общаться с людьми вне храма. А в Кин-Кардине я стал центром политики, экономики, интриг… Бездна, да я временами чувствую себя лишним в Совете! Эти люди всю жизнь в нём. Даже Фелиция с детства лавирует в тех опасных водах. А меня не готовили. Я пытаюсь наверстать, выполнять свою работу хорошо, но иногда забываю, что это не вся жизнь. И что я не обязан быть бесчувственным принцем. Ты напоминаешь. Заземляешь.
Окончательно смутившись, Николас опустил руку и молча шагал вперёд. С детства он не привык к тому, чтобы его хвалили, отец подобными глупостями не занимался. Поэтому и теперь Николас терялся, как выразить признательность, одно «спасибо» представало пресным и блёклым.
К счастью, Айден улавливал эмоции Николаса.
– Наши связи, все наши связи с людьми могут стать слабостью, – сказал Айден. – Ими можно воспользоваться, на них можно надавить. Но они же и наша сила. Кем бы я был без них? Принцем, таким далёким и холодным, что во мне мало что осталось бы от человека.
– А утверждаешь, ты плохой политик, – проворчал Николас. – Вон как ладно говоришь.
Не обидевшись, Айден рассмеялся:
– Я не утверждал, что плохой политик! Но мне пришлось быстро учиться, и я бы не справился, не будь нашей связи. Не будь остальных из поэтического общества.
– Тут мне было бы уместно прочитать стихи.
– А ты знаешь подходящие?
Конечно, Николас знал. Это всего лишь стихи, а не откровения, на которые Николас не умел отвечать. Он начал негромко декларировать старые строки Раттер-Кристи о человеке, блуждающем в темноте с единственным фонарём, но когда тот гаснет, оказывается, что монстры существовали в его голове.
На последних строках Николас всё-таки запнулся, когда мягкой волной накатил приступ дурноты, возвещающий о скорой мигрени.
– Голова? – спросил Айден.
Если ещё немного отрицать, может, боль исчезнет. Николас не будет опять слабым, поэтому он сказал:
– Нет.
– Не ври.
– Не волнуйся, успеем выбраться.
– Но меня волнуешь ты! Слышишь?
Резко остановившись, Айден вцепился в плечо Николаса и заставил того тоже встать и повернуться. В полумраке глаза Айдена выглядели совершенно чёрными, а на его лице отражалось негодование.
– Да, – неохотно сказал Николас.
Его главная и первая слабость, его вечные головные боли, возникавшие так некстати. Он не управлял ими, не был в них виноват, но Николасу постоянно казалось, что должен. Он с тоской подумал о болеутоляющем, но после бодрящих зелий принимать его не стоило. Мигрень подступала, но время есть.
– Ты защищаешь меня, я защищаю тебя, – тихо сказал Айден, глядя на Николаса. – Так это работает.
– Даже если защищать нужно от нас самих.
Губы Айдена тронула улыбка:
– Тем более.
Они одновременно почувствовали неловкость, Николасу было радостно ощущать такое единство. Не в связи дело. Не зря некоторые учёные считали, что идеальные связки возможны там, где двое людей попросту хорошо друг друга понимали.
В горле запершило, Николас закашлялся, он ни разу ещё так не радовался слабости тела, позволившей сгладить неловкость. Айден указал за его спину:
– А это что?
– Люк, – заявил Николас, переводя дыхание.
Он не был закрыт и оказался таким же, как на «Производстве Грейвза». Поддался без проблем, и Николас первым поднялся, сжимая кинжал. Айден последовал за ним, краем глаза Николас заметил завитки теней, вьющиеся у пола. В полумраке мало что было видно, но вылезли явно в хозяйственном помещении, заставленном вёдрами и швабрами.
– Хоть не туалет, – проворчал Николас. – А то было бы совсем позорно.
Подобное помещение имело смысл, люк тут никто бы не заметил. Определяющий чары артефакт дрогнул, и Николас на всякий случай включил ещё один в косточке, но и так догадывался, что это значит. Ничего опасного, простенькое заклинание обнаружения, не запрещёнка. Кто-то повесил на люк.
– О нашем присутствии знают, – коротко сказал Николас.
– Это опасно?
– Будь настороже.
Тени Айдена по-прежнему вились у пола, но стоило выйти из подсобного помещения, как в глаза ударил дневной свет, и это подействовало лучше любых чар. На мгновения Николас буквально ослеп, сжимая в руке бесполезный кинжал.
Никакой опасности, обычный дневной свет после полумрака тоннелей.
– Бездна! – выругался Николас, отчаянно моргая.
Глаза заслезились, но стоило им привыкнуть, как Николас искренне удивился, когда понял, где они оказались. Никаких мясных заводов, китобоен и мрачных схронов.
Общественные купальни.
Их было много по всему Кин-Кардину, но Николас с Айденом вылезли определённо в шикарных. Просторный зал, отделанный мрамором, большие витражные окна с дневным светом, точно усиленным чарами. Резные колоны обвивали живые растения, лестницы вели на второй уровень к причудливым балкончикам, мостикам и частным комнатам.
В центре зала располагался огромный бассейн, вокруг выстроились обтянутые шёлком диванчики, меж ними таились инкрустированные столики. В нишах стояли статуи единорогов и лесных духов, арки вели в комнаты с кушетками, в одной из них сейчас и оказались Николас с Айденом. Всю стену занимало зеркало в резной позолоченной раме, откуда смотрело диковатое отражение двух молодых людей.
Курильницы стояли пустыми, но во влажном воздухе всё равно ощущался мягкий цветочный аромат, напоминавший о засахаренных розовых лепестках или душистом мыле.
– А где люди? – спросил Айден.
– Первый день недели, – отозвался Николас, думая, что им повезло. Любоваться на чьи-то голые задницы желания не было, и он представлял визг барышень и сплетни. Взъерошенный и встрёпанный