– Почему вы заявили, что вы Мэрион Прайс, когда мои люди арестовали вас?
– А как бы еще вы пришли ко мне, м-м? И Мэрион здесь, она с нами. Прислушайтесь! – Владычица жуков склонила голову набок. – Разве вы не слышите ее имя в грохоте орудий?
В тот момент не было никакой стрельбы, но Ральф понял, что она имеет в виду, а еще внезапно осознал, чего хочет Владычица жуков в целом, и даже перестал по этому поводу тревожиться. Ибо «Мэ-ри-он» слышалось повсюду, даже здесь, в бормотании и храпе. Нечто похожее произошло с местом утраченного отдыха, лета и вечного покоя, имя которому было Инверкомб. Как и сказала Владычица жуков, он не раз туда возвращался в своих путаных воспоминаниях и грезах. Ральф закашлялся и посмотрел на свои ладони, но они были слишком грязными, чтобы свежая кровь как-то выделялась. Впрочем, это не имело значения. Они направлялись в Инверкомб. Какая бы судьба ни была им уготована, он не мог придумать лучшего места, чтобы умереть.
VIII
Новые чертоги Великой гильдии телеграфистов в некотором роде были обращены окнами на Восток и Запад одновременно, ибо лучи рассвета и заката пронзали их насквозь. Здание, возведенное посередине бульвара Вагстаффа, казалось висящим на проволоке; обман зрения возникал благодаря отражениям Лондона во множестве огромных стеклянных панелей, расположенных под углом. Халлам-тауэр частенько висела там; танцующая игла. Как и массивная пирамида Большого Вестминстерского парка, в отраженном виде выглядевшая хрупкой. Чертоги фигурировали в маршрутах всех новейших путеводителей по Лондону. Птицы врезались в них, думая, что видят перед собой продолжение неба.
Для Элис здание стало воплощением множества амбиций ее гильдии. Оно было решительно современным, воодушевляющим, прозрачным и одновременно надежным, отлично спроектированным. Однако начало войны усложнило строительство, многие контракты на внутреннюю отделку и украшательство так и остались невыполненными. Из-за нерешенных внутренних проблем и неправильного использования кое-каких пространств чертоги превратились в памятник этому вооруженному конфликту.
Она стояла на балконе своего кабинета. Прошла неделя после того, как до нее дошли новости о странном аресте Ральфа и еще более странном исчезновении; она была не в настроении обмениваться любезностями с подчиненными. Балкон был стеклянный, пронизанный заклинаниями и хрустальными нитями. Элис словно парила в пустоте, без опоры. Лондон внизу был синим, серым и золотым. По улицам двигались крошечные машинки. Деревья были пламенными перьями феникса. Она мечтала о чем-то вроде этого давным-давно, в доме тетушки у водопада, когда еще была заурядной Элис Боудли-Смарт, но, по правде говоря, повседневная рутина вельграндмистрис Элис Мейнелл ее частенько утомляла.
Элис выдохнула облачко пара. Она бы облокотилась на холодные перила, но стекло было слишком острым. В одиннадцать была назначена встреча с Верховным командованием, и вельграндмистрис знала, что все уставятся на нее вопросительно. Жизнь – ужасно несправедливая штука. Даже материнская боль, которую она испытывала, думая о единственном сыне, больном и беззащитном, скитающемся по разоренной войной земле – ибо Элис не сомневалась, что Ральф еще жив, – казалась жалкой тенью ее прежних чувств. Ни солнечный свет, ни прекрасный вид на город, ничто не трогало ее с былой силой. Глубоко в костях засела боль. В голове роились смутные мысли и чувства. Ее красота увядала. Конечно, все по-прежнему твердили, что она «изумительна», «изящна», «элегантна» и – эту фразу Элис ненавидела сильнее прочих – «необычайно хорошо сохранилась». Но ее сравнивали не со смеющимися юными дебютантками, а с гарпиями и раздувшимися морскими чудищами, ошибочно полагая, что они того же возраста, что и вельграндмистрис Мейнелл.
Ощутив некий дискомфорт в руках, она оторвала ладони от хрустального поручня и поняла, что сжимала его слишком сильно, до крови. Всего лишь поцарапалась, однако зелья и тональные кремы, которые Элис тщательно наносила на все тело, размазались и потекли. Она присмотрелась к обнаженной плоти в дневном свете. Это была уже не совсем плоть; скорее, подтаявший лед, и солнце поздней осени сияло так ярко, что вельграндмистрис могла разглядеть и свои кости, которые выглядели весьма неплохо, если принять во внимание, какую боль они ей теперь причиняли. Впрочем, они тоже показались чуть-чуть прозрачными…
Совсем не похоже на ту почти мгновенную перемену, которая однажды по ее вине случилась в Баттерси с бедолагой Сайлусом… надо же, совсем забыла его фамилию… но кумулятивное отравление эфиром, согласно большинству тематических книг, прочитанных ею поныне, случалось не реже, чем единовременная катастрофа. Она объясняла свое состояние в основном многолетним использованием заклинаний из саквояжа, а еще, возможно, Инверкомбом и опасными экспериментами по развоплощению, начавшимися тем летом, и отголосками Падения, которые ее чуть не убили.
Она с интересом читала старинные тексты, в которых измененные были описаны как монстры, ведьмы, гоблины и демоны. В те времена их сжигали или изгоняли из общества. Позже стали клеймить, заковывать в цепи и использовать те необычные заклинательские способности, которыми они иной раз обладали. Судя по всему, во время этой войны происходило то же самое, особенно на Западе, который, конечно, имел преимущество в виде прямых поставок из Айнфеля. И все-таки цветистые байки и мифы о жизни некоторых подменышей вызывали немалый интерес. Например, о Белозлате, которая, как говорили, привела нищих и обездоленных к самым вратам Лондона во время Войны за воссоединение, а потом ее предали и сожгли на костре.
Приближалось время встречи с Верховным командованием, и Элис знала, что для этого придется вернуться в кабинет и заново нанести макияж. На самом деле было бы забавно однажды впорхнуть в зал заседаний, и пусть бы они увидели, во что она превращается. Конечно, она никогда не думала, что