– Это спинет, разновидность клавиатуры, с помощью него вводят данные. А сюда вставляются перфокарты. Может, попробуешь, Клейд? Я проводил здесь долгие часы, когда был моложе тебя. У нас с Мэрион была теория о том, как устроен мир. И я надеялся, что эта машина сможет хранить и обрабатывать данные…
– Владычица жуков мне рассказала.
– Владычица жуков? Но ты же не был с ней знаком, Клейд. Наверное, ты что-то услышал после того, как мы сюда добрались…
Они двинулись дальше. Шум генераторов утих, и вокруг одновременно стало тише и громче.
– Слышишь, да? Туннель спускается прямо к морю… Я прошел этим путем… – мужчина взмахнул тростью, – когда впервые проник в особняк после возвращения. Ты видел… э-э… существ, которые явились сюда из Айнфеля? Они, похоже, до сих пор прячутся где-то в доме. В полостях за деревянной обшивкой стен и в этих пещерах. Наверное, есть и какие-то проходы. Интересно, что их никто не боится. Все просто с ними смирились. Как с злопсом и стервятником, видимо. Хотя я понимаю, что сравнивать нельзя. Это не кажется тебе удивительным, Клейд? То, как люди научились принимать их?
Клейд кивнул. До сих пор он избегал этих глубин и с морем почти не сталкивался, но теперь слушал, как оно вдыхает громадные валы пены в гулкие полости.
– Внизу находится бухта Кларенс. Но мы туда не спустимся, потому что у нас нет костюмов вроде того, который был на мне в прошлый раз. – Прислонившись к влажному камню, мужчина откашлялся. – Дальше показания эфирометра слишком высоки с точки зрения безопасности.
– Фиру-метра?
– Ладно, забудь… это просто такой прибор. Сейчас увидишь, куда ведет путь… – Мужчина заковылял вперед, потолок туннеля опустился, и стало темно. Потом посветлело. Они оказались в маленькой пещере, освещенной благодаря дыре, за которой простиралось небо. В грубо вытесанной нише стояли две сияющие бутылки – Клейд видел такие в разграбленных храмах.
– Итак, перед тобой… – Мужчина взял одну; воздух выходил из его груди со свистом, как из пробитого шара. – Сосуды с дистиллированным эфиром. Вероятно, их оставили здесь эфирщики, после того как извлекли из бардака внизу и очистили… думаю, просто забыли, хотя они стоят очень дорого… Что тебе известно о деньгах, Клейд?
Клейд покачал головой. Несколько найденных пенни понравились ему на вкус, но он понимал, что мужчина, называвший себя его отцом, имеет в виду что-то другое. А эфир он уже видел – на фабриках, куда их с Идой привозили, где ее заставляли петь машинам, когда те делали неправильные бомбы, этого вещества было предостаточно. В светящейся штуке, называемой сосудом, заключалась песня, но она была суровой, резкой. Словно проволока скреблась по сланцу. Единственная стальная нота. Одновременно целеустремленная и неконтролируемая.
– В общем, они действительно стоят очень дорого. – Свет сосуда отразился в глазах мужчины, его грудь трепетала, словно птичья. – Даже странно, что их здесь оставили. Смотри, как сияет. Итак. Взгляни-ка… – Он протянул руку с сосудом к дыре в стене пещеры. На миг причудливые завихрения эфира сделали его похожим на Осененного. Потом свет изменился и перестал быть светом. Вокруг них разлился мрак. – Это называется дивотьма. Кстати, никогда, ни в коем случае не пытайся открыть такой сосуд и вообще приближаться к емкости с чистым эфиром. Потому-то здесь и повесили столько предупреждающих знаков. Если он попадет на тебя или внутрь тебя в слишком большом количестве, э-э… он может… Короче, это чрезвычайно опасно, Клейд. Опаснее ножа или ружья. Понимаешь? Но вот что я хотел сказать… – Мужчина благоговейно вернул сосуд в нишу из мокрого камня. – Что я на самом деле хотел сказать, Клейд, так это пообещать, что, когда ты выйдешь отсюда… когда эта война закончится, что рано или поздно случится… для тебя найдется место. Когда я говорю «место», я имею в виду хорошую работу с достойной оплатой. Неважно, что случится со мной, – ты, Клейд, не обязан жить так, как жил до сих пор.
– Как Потусторонний, как последователь?
– И до этого тоже. Ни Мэрион, ни я не бросили бы тебя, если бы знали, что ты жив.
– У меня была песня получше.
В отблесках дивосвета на лице мужчины промелькнуло чувство, похожее на то, что Потусторонние называли «озлоблением».
– Это неважно, Клейд. Важно то, что ты больше не будешь одинок. Люди важны друг для друга, Клейд, и ты важен для меня.
Клейд его выслушал. Клейд кивнул. Клейд удивился, почему люди чаще всего повторяют «Клейд», когда сердятся или раздражены. Даже Сайлус так делал во времена Большого Дома, когда он никогда не чувствовал себя одиноким. И все же ему было жаль этого человека, который явно был нездоров. Поэтому он решил сделать то, что, по его наблюдениям, делали многие другие Потусторонние: раскрыл объятия и двинулся навстречу, чтобы они могли Обняться-Спеть-Потанцевать.
– Нет-нет-нет… – Мужчина по имени Ральф так поспешно отпрянул, что едва не выронил свою трость. – Прости, Клейд, – проговорил он, рухнув на одно колено. – Я болен. Ты не должен ко мне приближаться… – Потом он согнулся пополам, закашлялся до рвоты, и дивосвет озарил красную рябь слюны.
Клейд в одиночестве отыскал путь назад, в особняк. Как обычно, там кричали и пели. Из кухни пахло едой. Из прачечной – паром. Еще даже не наступил полдень, а люди уже вовсю пели-танцевали-обнимались-работали. Он раньше и не догадывался, до чего неуемные эти Потусторонние. Потом Клейд учуял еще один запах, и его потянуло к источнику.
– Она ко мне прикоснулась. А к тебе прикасалась?
– Конечно. А как же иначе она могла это сделать?
– Она просто нашла себе занятие, как и все остальные…
– Малый, тебе бы тоже подстричься не помешало… – Чья-то рука хлопнула Клейда по плечу, пока он плелся по коридору. Клейд зарычал и попятился.
Мэрион Прайс подметала пол в комнатке с единственным стулом и большим ярко полыхающим камином. Она медленно, с сосредоточенным выражением лица взмахивала метлой. Долгое время не