– Что ж… мы подключим Инверкомб к западной телефонной системе, которая затем будет выведена из строя. Вы хотите, чтобы я поверила, будто с восточной случится то же самое?
– А-а. Ну да. – «Я бы на твоем месте подумала то же самое…» – По-твоему, это может быть моя уловка, нацеленная на то, чтобы ускорить победу Востока! И конечно, ты не обязана мне доверять, да? Но, возможно, ты поверишь Ральфу – по крайней мере, не усомнишься в том, что он не превратит все это в диверсию? Будучи телеграфистом, он сможет точно определить, какая часть английской телефонной сети подключена. Если я попытаюсь что-нибудь учудить, он просто остановит заклинание. В любом случае, Мэрион, я не этого хочу. Я лишь хочу закончить войну…
Где-то дул ветер. Где-то раздавался бой часов. Несмотря на все красноречие, с которым Элис Мейнелл убеждала Мэрион в необходимости спешить, казалось, что время в Инверкомбе непринужденно замерло, мгновенье остановилось. Мэрион сомневалась во многом – прежде всего в чистоте побуждений вельграндмистрис. Но все свелось к очень простому выбору. Она могла сказать да. Или она могла сказать нет.
– И последнее, Мэрион. Я не собираюсь говорить о том, что случится, если мы не пойдем этим путем. Ты и сама можешь просчитать последствия. Но чтобы заклинание сработало, оно должно стать не просто технической, гильдейской или политической уловкой – не заурядным, хоть и масштабным отключением электричества. Ведь с такими авариями население Англии уже сталкивалось. Заклинание должно обрести смысл. О да, оно должно стать чем-то большим, чем на самом деле. Не буду утомлять тебя детальными формулировками, но для зрителей – которыми, разумеется, будем все мы – оно прозвучит тремя быстрыми тактами. Слогами. Одним-единственным словом…
«Мэ-ри-он».
– По всей Англии, Мэрион. Твое имя промчится по каждому кабелю, раздастся из каждого устройства и машины. Я-то всего лишь вельграндмистрис. Но ты – о, ты легенда. Если это должно быть сделано и если это должно сработать, то следует действовать от твоего имени, Мэрион Прайс, или не действовать вообще.
«Но как?..»
«Почему?..»
Вопросов было много, однако все они куда-то ускользали, как ускользала и сама Мэрион Прайс. Доводы вельграндмистрис звучали убедительно. Логика казалась почти безупречной. И эта дурацкая слава, что притащилась вслед за ней в Инверкомб, продолжая расти, – если все сложится, от каракулей на стенах, песен, залпов на три такта и сложенных в мольбе рук будет хоть какая-то польза. Может, Мэрион даже поймет, кто она такая на самом деле.
Раздался какой-то звук. Поскрипывание, потрескивание. Мэрион осознала, что он порожден неистовым давлением ее собственной руки, сжимающей наборную ручку.
– Сколько у нас времени?
– Очень мало… считаные часы. К утру битва развернется во всю ширь. Ты должна попасть на подстанцию. Я это не сумею сделать за тебя, Мэрион. Я не могу вызвать больше подозрений, совершив больше, чем уже совершила. Но ты должна поговорить с Ральфом. У него в этом своя роль. Пришли его сюда, в эту будку, как только сможешь.
– Он очень болен.
– Но он боец, не так ли? Он сын своей матери…
– И что я ему скажу?
– Скажи… – Элис Мейнелл умолкла. Выражение ее лица изменилось. – Скажи ему: мы скоро узнаем.
Затем зеркало погасло. Мэрион видела перед собой только себя.
В Инверкомбе уже начались волнения, поскольку к этому времени присутствие двух армий заметили и другие. Мэрион обнаружила Ральфа сидящим за длинным белым столом в западной гостиной, где перед ним остывала тарелка с супом. Он казался бледнее обычного. Почти как Элис Мейнелл в тот момент, когда зеркало ее как будто подвело.
– Я только что разговаривала по телефону с твоей матерью, – сказала Мэрион.
Ральф, не сомневаясь, что это шутка, попытался улыбнуться.
Осторожно, медленно, с бешено колотящимся сердцем, Мэрион села. Неаккуратно разлитый суп так и остался неубранным, а голоса в холле звучали все громче, пока она объясняла. Даже без того, что она рассказывала Ральфу, в Инверкомбе усиливались паника и беспорядок.
Ральф, к его чести, слушал. Ей приходилось прерываться, только когда его одолевал кашель. Казалось, не было ничего такого, чего бы он не понимал.
– Ты ей доверяешь? – спросил он наконец.
Мэрион покачала головой.
– Я считаю, она совершала ужасные вещи. Это противоестественно… невозможно так хорошо выглядеть в ее возрасте… все в ней совершенно неправильно. Я даже думаю, что она больше, чем кто-либо другой, ответственна за эту кровавую войну.
Запавшие глаза Ральфа смотрели сначала на нее, а затем сквозь нее. Он знал об Элис Мейнелл гораздо больше, чем мог признаться самому себе, не говоря уже о ней. И с каждым вдохом, каждым ударом сердца его силы уменьшались. Мэрион не могла удержаться от эгоистичного вопроса, готов ли он к подобному испытанию.
– Ральф, она хотела, чтобы я тебе кое-что сказала. Просто фраза: «Мы скоро узнаем».
Ральф улыбнулся. Он медленно кивнул.
– Именно это мы обычно говорили друг другу, когда путешествовали, гадая, каким будет следующее место, куда мы приедем… – Скользя руками по скатерти, вынуждая приборы звенеть, он поднялся со стула. Мэрион заметила, что на скатерти остались красные пятна, хотя нетронутое вино в бокалах было белым. – Нам пора начинать…
Он шепотом объяснил ей, держа за руки – его собственные были слишком слабы, чтобы дрожать, и слишком хрупки, чтобы ощутить холод, – что она должна сделать, чтобы перезапустить подстанцию на границе Инверкомба и открыть путь на запад.
– Забавно, – сказала она ему. – Этот павильон… издалека он всегда выглядел таким заманчивым. Но мы так ни разу туда и не пошли.
Он продолжал держать ее за руки.
– Ты не пойдешь туда одна.
– Зачем привлекать внимание к…
– Мэрион, ты не понимаешь. Обе армии вышлют разведчиков, чтобы оценить противника и изучить местность.
– Мы не можем сражаться – в этом все дело.
– Они и не станут. Если ты во тьме наткнешься на отряд разведчиков с Запада, надо только пару раз выстрелить. Они отступят и доложат о случившемся. Вот как все устроено.
В его теле пробудился жар, яростный и далекий, как солнце. Они столько говорили о хаосе войны, а теперь он как будто разъяснял правила какого-то неторопливого танца.
– Возьми с собой кого-нибудь