«Летопись Чао. Жизнеописание Чжу Ина»
В Западном море царства Юэ есть ракушки, похожие на очаровательные белые камушки. Эти ракушки могут жить без воды сотни лет. Если их согреть теплым вином, то створки откроются, и ракушки могут запомнить слова людей, а цвет потемнеет до темно-красного, как у рубинов. Ракушки потрескаются, если бросить их в огонь, и выплюнут запечатанные слова. Потому их называют Подслушивающими ракушками, и стоят они не меньше ста золотых. Раздобыть такие очень непросто.
«Черновик хроник уезда Линьхай. Описание местных изделий»
Ярко горело пламя возле стола из зеленого дерева, и эти алые отблески особенно согревали в осеннюю стужу. На столе стояла маленькая сандаловая шкатулка. Он осторожно открыл ее и выудил ярко-красную Подслушивающую ракушку. Та была величиной с ноготь, красная, как кровь красной обезьяны, и гладкая, словно кожа ребенка. Он поднес ее к свету и увидел, как внутри что-то бурлит, будто там скрыта целая вселенная. Если бы он никогда не видел ее, то подумал бы, будто это драгоценное сокровище.
Он осторожно взвесил ярко-алую ракушку на ладони и закрыл глаза. Долгое время спустя он распахнул их и вздохнул. Еще один человек у окна повернулся к нему и с легкой улыбкой спросил:
– Что такое, боишься?
Он усмехнулся:
– Я старею, конечно же, есть некоторые вещи, о которых я не смею вспоминать. – Он похлопал себя по груди. – Здесь неспокойно. – Он пристально вгляделся в улыбку жены и спросил: – А-Лянь, а ты боишься?
Отблески пламени окрашивали ее лицо в красный. А-Лянь опустила голову и не ответила. Выражение ее лица было одновременно выжидающим и испуганным.
– Ты тоже боишься. – Он снова улыбнулся, и легким движением указательного пальца ракушка упала в огонь, сливаясь с углями.
Вскоре после этого в огне раздался тихий хлопок, и из пламени донесся далекий мужской голос:
– Двадцать пятое мая, солнечно. Сегодня авангард дошел до Бисяньского перевала [43]. Среди ебэйцев начались беспорядки, пришлось усмирять. Погибло семьсот человек, прежде чем ситуация была взята под контроль. – Голос, доносящийся из огня, был глухим и нечетким, но это точно был он из прошлого.
Он вздохнул:
– Более семисот человек… Ебэй действительно неспокойное место. – Погруженный в воспоминания, он не заметил, как глаза А-Лянь внезапно заволокло слезами.
* * *
В начале лета на северном хребте Цзинь уже отцвели персики и на месте увядших цветов появились маленькие плоды, только вот Ебэй все еще был укрыт белым покрывалом. Утром было ясно, но к полудню жара начала топить снег, и землю заволокло таким густым туманом, что в двадцати шагах от повозки ничего не разглядеть.
В этой пелене по белому снежному плато медленно двигался бесконечный караван. Семь племен Ебэя всегда кочевали в поисках воды, поэтому переселение на плоскогорье было обычным делом. Но этот караван был иным.
Повозки ехали в ряд по три-четыре, а поводья держали или старики, или женщины. Вдоль обоза туда-обратно скакали всадники в блестящей броне. Караван, растянувшийся более чем на десятки ли, безмолвно двигался по заснеженной равнине, не слышно было ни громкого пения мужчин, ни оживленного смеха детей. Молчание, тяжелое, как смерть, окутывало караван, а лица людей были угрюмы и холодны, как ебэйские снега.
Это были сто двадцать тысяч стариков и женщин, оставшихся от Семи племен Ебэя. Согласно указу императора Великой Чао, они навсегда покидали плоскогорье, где веками жили их предки, и отправлялись на крайний юг.
На плоскогорье не существует дорог. Люди просто ехали по колеям, оставленным авангардным отрядом. Семь племен жили в Ебэе сотни лет, но никогда не доходили до южного Тяньшуя. Колеи под снегом были протоптаны лишь год назад, когда войска уходили на юг. Однако для головы каравана и эти колеи были почти не видны, куда ни глянь – сплошь белый снег. Они осторожно вели лошадей по самым ровным участкам, и копыта тяжелых ебэйских скакунов оставляли за собой ошметки грязи. Чистого снега оставалось все меньше, и следующие за авангардом повозки и лошади были сплошь забрызганы грязью.
Но это тоже хороший знак. Если внимательно прислушаться, то можно услышать отчетливый хруст под копытами. Смахни рыхлый снег – и увидишь зеленеющие ростки травы, усыпанные шестигранными ледяными цветами. Это зимний снег начал таять, но с утренней прохладой снова замерз в лед. В Ебэй, хоть и с опозданием, наконец пришла весна.
Густой туман сильно беспокоил кавалерию. На снежной равнине изначально не было никаких четких ориентиров, и они даже не смогли бы понять, если бы пошли не туда. Когда порыв ледяного ветра вдруг прорвался сквозь пелену, в авангардном отряде раздались восторженные возгласы.
Туман рассеялся, и снежная равнина внезапно ослепительно засияла. От яркости у командующего кавалерией Чэн Юаньтао заболели глаза. Он ослабил поводья, потер закоченевшие от холода руки и потянулся, чтобы поправить большую лисью шапку, которая наползла на глаза. Изначально пушистый, мягкий и теплый лисий мех превратился в жесткую щетину и похрустывал под пальцами. Чэн Юаньтао яростно выругался, а когда его глаза привыкли к свету, тут же прищурился.
– Старина Гун, – он пристально вгляделся вперед, – ты тоже это видишь?
– Что? Враг атакует? – Высокий всадник, который уже почти задремал на коне, резко выпрямился и потянул меч из ножен.
– Сам ты враг! – отругал его Чэн Юаньтао. Прошел год с тех пор, как Ебэй был покорен. Разве в целом мире остались еще враги Великой Чао?
– Докладываю командующему. – К ним подъехал другой кавалерист. – Это горы, горы Бисянь.
Чэн Юаньтао кивнул и ударил ебэйского коня по бокам. Авангард ветром пролетел по заснеженной равнине.
Это действительно были горы! Высокие пики будто упирались в облака, и, когда туман внезапно рассеялся, открылись серебряные вершины, ослепительные в своей белизне. На юго-западной стороне гор виднелось небольшое ущелье, над которым нависла скала в форме головы орла.
– Тпру… – Чэн Юаньтао остановил своего коня, сияющими глазами глядя вперед. – Го Цзыцяо, – крикнул он кавалеристу, который заметил гору, – скорее возвращайся назад и доложи генерал-командующему, что мы добрались до Бисяньского перевала.
– Вернуться к главному отряду и доложить генерал-командующему, что мы добрались до Бисяньского перевала, – громко повторил кавалерист. – Приказ получил! – Он развернул лошадь и поскакал в сторону каравана, взбивая снег в грязную пену.
– Добрались до Бисяньского перевала… – медленно проговорил Чжу Ин и кивнул. – Понял.
За перевалом лежал уже не Ебэй. Этот караван состоял сплошь из стариков, немощных, женщин и детей. Более этого, из враждебно настроенных стариков, немощных, женщин и детей. Год