В альбом также вошли инструментальный «Занавес» и блюз «Во глубине сибирских руд» – эпатажная трактовка пушкинского «К Чаадаеву», придуманная музыкантами непосредственно в студии.
Поводом для особенно резкой критики – и не только филологов – послужила впоследствии композиция «Дудки», с которой группа в течение нескольких лет демонстративно начинала свои выступления. Под лозунгом «нужен отпор на культурный террор» «Мостом» протаскивались идеи русофильства, граничившего с плохо прикрытым антисемитизмом.
«Время было достаточно жесткое, и, воспринимая мир, я часто бывал резким и раздражительным, – вспоминает Ревякин. – Провокацией я никогда не занимался, это не мое. На тот момент мне казалось, что „нагло картавят экраны“ – это так и есть. Потом, конечно, были придуманы различные объяснения этой фразе… Это была даже не песня, а манифест, декларация. Ну а любое декларирование заканчивается со временем».
…Любопытно, что в один из дней работы над альбомом в студии очутился Константин Кинчев, который выступал в Новосибирске с серией акустических концертов. Лидер «Алисы» еще ни разу не слышал песен «Моста» и теперь, сидя в подвале, прямо под портретом Ленина, внимательно наблюдал, как записывается композиция «Ранним утром». Мистическим образом на пленке между строк этой песни остался витать дух Кинчева.
«К тому времени я уже слышал альбом „Энергия“, и к Кинчеву у меня сложилось недоброжелательное отношение, – вспоминает Ревякин. – Мне не нравилось, что у него постоянно присутствует „якание“. Но как только Кинчев зашел в комнату, все было решено на уровне глаз».
Когда запись была завершена, музыканты «Моста» оценили звучание альбома как «странное». Скорее всего, оно было все-таки не странное, а архаичное. Традиционная работа ритм-секции, затянутые гитарные соло, хоровое пение в припевах, явно выдвинутый на первый план вокал – все это сливалось в сопровождаемый задиристо-молодецким свистом хард-рок начала 70-х, сыгранный на самопальных инструментах и записанный гаражным методом.
«Это были годы повышенной требовательности к себе, – вспоминает Кириллов. – Ко всему мы подходили крайне ответственно. Если кто-нибудь облажался – расстрел! Не отмоешься потом. В частности, моя работа на концертах записывалась на магнитофон. Потом пленка внимательно прослушивалась. Если что-то было не так, то на меня все косились».
Вообще проблема саунда была общей бедой новосибирской школы звукорежиссуры. Местные рок-фестивали всегда отличал неплохой звук, зато из студий долгое время не появлялось ни одного приличного альбома. Несмотря на явный потенциал, новосибирским группам «Путти», «Бомж», «Промышленная архитектура» ничего путного записать в родных стенах так и не удалось. Да и «Калинов мост» все остальные альбомы записывал не на родине.
…Последующие события развивались по вполне предсказуемой схеме. Вернувшись домой, Кинчев, словно очарованный странник, с горящими глазами рассказывал о новой команде из Сибири и даже пытался напевать друзьям отрывки из песен. Буквально через месяц «Калинов мост» уже играл вместе с «Алисой» в рамках «Рок-моста» Ленинград – Новосибирск. После концерта Ревякин дал первое в своей жизни интервью (журналу «Рокси»), в котором говорил об «очень больших впечатлениях» от Ленинграда и упоминал альбом «Калинов мост I».
Прошла еще пара месяцев. В репертуаре группы появились две могучие композиции – психоделическая баллада «Честное слово» (памяти Моррисона) и грозный «Сибирский марш»: «Говорят, когда плачешь, то легче терпеть / Ну, а коли нет слез, путь один – надо петь / Связки стянуты в узел, от бессилия пьем / Но сомнения – стоит ли жить? – не колеблясь, убьем».
Эти песни так и не были записаны в студийном варианте (впрочем, как и «Полоняне» и «Вымыты дождем волосы»), зато в течение нескольких лет регулярно звучали на концертах. «Вдохновленные солнцем, окрыленные ветром», музыканты отправились в затяжной тур по городам и весям, ошеломляя своим напором зрителей Свердловска, Подольска, Горького, Вильнюса и Москвы.
«Тогда перед группой была поставлена конкретная задача – биться с врагами, – вспоминает Ревякин. – Время ученичества закончилось».
ЧайФ
Дерьмонтин (1987)
сторона A
Шаляй-Валяй
Твои слова красивы
Четверть века
Белая ворона
Вольный ветер
сторона B
Гражданин Ширяев (Пилот Косяков)
Балалайка-блюз
Вместе теплей
Рок-н-ролл этой ночи
Рок-н-ролл – это я
С первых дней своего существования «ЧайФ» ориентировался на энергичную гитарную музыку. Про такие составы принято говорить, что они играют так, словно в рок-н-ролле не существует клавиш. В пластмассово-синтетическом звучании импортных «Роландов» и «Ямах» Володе Шахрину мерещились тени низкорослых японцев, которые с трафаретной улыбкой услужливо спрашивали: «Вам хорошо? Вам приятно? Вам не режет слух?»
Не о таком звуке мечтал простой свердловский монтажник, а в недалеком будущем «уральский Брюс Спрингстин» Владимир Шахрин. Взяв на вооружение самодельную гитару и наслушавшись Stranglers, Rolling Stones и Clash, Шахрин вместе со своим школьным другом Владимиром Бегуновым стал играть гитарный рок, окрестив свой подзаборный стиль не иначе как «пост-бит-недо-панк».
Выходцы не из дворянского гнезда, «ЧайФ» достоверно отражали в своих песнях настроения и температуру тела простых уральских парней. Бунтарским и неподражаемо хулиганским песням в духе «всем вам в харю» соответствовал и лоховатый имидж группы: солдатские шинели, полинявшие нейлоновые майки, драные кеды, руки в наколках. Когда пылающий непридуманным чувством классовой ненависти Шахрин злобно пел со сцены: «Подруги, суки, все лезут в артистки / Запишись им назло на курсы трактористок» – и наотрез отказывался давать интервью, это воспринималось как разные грани единого целого. На раннем этапе иногородние менеджеры воспринимали незнакомый им «ЧайФ» как панков и приглашать их «в Европы» побаивались. Поэтому группа временно была вынуждена покорять своим искусством города где-то в районе уральских холмов.
Перед одним из таких концертов от «ЧайФа» осталось всего два человека – Шахрин и басист Антон Нифантьев. Дело было в Казани, и Бегунов с барабанщиком умудрились опоздать на поезд.
«Отступать некуда, позади Россия», – бодро сказал будущий народный депутат райсовета В. Шахрин, и в итоге все бегуновские партии соло-гитары были лихо исполнены на фортепиано вездесущим Пантыкиным. Барабанщика подменял опытный урфин-джюсовец Володя Назимов, который в тот вечер с абордажными воплями действительно выстукивал «пост-бит-недо-панк». Неудивительно, что после такого шоу Назимов получил приглашение принять участие в записи очередного альбома «ЧайФа».
За три года существования группы в ее активе значились недооцененный современниками изумительный акустический альбом «Жизнь в розовом дыму», а также сыгранный импровизированно-джазовым составом «Субботним вечером в Свердловске». Несмотря на всю искренность и обаяние этих работ, полноценного электрического альбома у «ЧайФа»