На первой стадии сессии музыканты записали на четырехканальную портастудию «Вежливого отказа» партии ударных и бас-лайн. Затем болванка была скинута на восьмиканальный магнитофон Tascam, а в оставшиеся незаполненными каналы были дописаны партии скрипки, гитары и ксилофона, на котором играл Дима Кутергин. Последним записывался вокал. На пяти композициях пел Борисов, на одной («Наденем пилотки») – Кутергин. Специфический, несколько монотонный голос Борисова подвергался специальным обработкам с целью трансформировать его и воздействовать на вокальные тембры пластически.
Сессия происходила на квартире Андрея Синяева, с которым «Ночной проспект» сотрудничал с 85-го года. Синяев был достаточно опытным и гибким звукооператором, который с равным успехом мог записывать как поп-артистов типа Малежика и Шаповалова, так и рок-группы. В процессе работы с «Ночным проспектом» он организовал запись спонтанных звукоэффектов, а также предложил необычный метод фиксирования гитарных партий.
«Гитару подключали с легкой перегрузкой к рижскому транзистору „Спидола“, который убирался в сервант и запирался в одном из отсеков, – вспоминает Борисов. – К динамику транзистора ставился микрофон, вследствие чего имитировался эффект звучания гитарного комбика. На композиции „Кислоты“ мы брали детский моторчик, на конец которого накручивалась леска. При включении моторчик подносился к гитаре таким образом, чтобы вращающаяся леска била по струнам. На мотор реагировали звукосниматели, если этот сигнал обрабатывать какими-то эффектами, то можно было достичь прямо-таки гипериндустриального звука».
Запись альбома длилась достаточно долго и завершилась лишь весной 88-го года. Немало времени у музыкантов заняло сверхтщательное сведение – практически для каждой композиции существовало по 2–3 смикшированных варианта, из которых после долгих споров и прослушиваний выбирались лучшие. Композиции располагались таким образом, что вначале шли динамичные маршевые зарисовки индустриального плана, а вся вторая сторона состояла из более абстрактных психоделических номеров с определенной социальной направленностью в текстах.
«Когда человечество начинает играть в роботов или в каких-то безэмоциональных людей, оно провоцирует нормальных индивидуумов на бунт против этого, – говорит Соколовский. – У нас была установка шокировать людей нашей музыкой и текстами, причем шокировать именно в том смысле, в котором обычно выступает авангард. Может быть, внутри людей что-то после этого будет меняться. Как говорил Аристотель, „философия начинается с удивления“».
…Подпольные и кооперативные дистрибьюторы, знакомые с музыкой «Ночного проспекта» по ранним рок-н-ролльным альбомам и совместным песням с Боржомовой и Агузаровой (альбом «Гуманитарная жизнь»), принялись активно пропагандировать «Кислоты» через сеть многочисленных звукозаписывающих киосков. Возможно, определенное впечатление на них произвели слухи о том, что одна из кассетных копий «Кислот» была подарена Фрэнку Заппе, а во французской музыкальной прессе было опубликовано несколько положительных откликов на альбом. Когда же «писатели» осознали, ЧТО ИМЕННО они продают, было уже поздно. В итоге на стихийном аудиорынке произошла несколько наивная культурологическая провокация, осуществленная в нейтральных водах пограничной территории между спросом и предложением.
Спустя год после выпуска «Кислот» золотой состав «Ночного проспекта» не выдержал психологических перегрузок и дал трещину. Музыканты группы продолжали выступать в ряде других экспериментальных проектов. У Ивана Соколовского это были Soft Animals, «Ятха» и «Солдат Семенов», у Алексея Борисова – «Ночной проспект», F. R. U. I. T. S., Atomic Bisquit Orchestra, у Сергея Павлова – «Ракета». Но повторить успех «Кислот» ни одному из этих коллективов не удалось – ни в звукозаписи, ни в концертном исполнении. Что же касается степени новаторства «Кислот», то именно эти эксперименты с аналоговой и цифровой электроникой слушаются в конце 90-х не менее актуально, чем пропагандируемая нагловатыми диджеями примодненная кислотная музыка с большей или меньшей степенью вторичности.
Чистая любовь
Московские чувства (1988)
сторона A
Праздник электричества
Партитура любви
Морские волки
Девочка Аглая
Восточный джаз
Зайцы (Обитатели березняка)
сторона B
День без тебя (Черное солнце)
Дивная пора
Армагеддон
Узники морали
Апокалипсис
Земля в тумане
Если подбирать к творчеству «Чистой любви» эпиграф, то таковым вполне мог бы стать куплет из «Праздника электричества»: «Девчата, красьте ваши ротики, мы держим путь в страну эротики / И вы не хмурьте ваши личики снимайте к черту лучше лифчики!» Или – с равным успехом – фрагмент из «Узников морали»: «Любовь не терпит суеты, она не повод для распутства! / Нам в лом лажать большие чувства. Мы – парни честные, а ты?..»
Идея создания рок-ансамбля, делающего акцент на квазиоптимистичном отношении к эротике, бихевиоризму, алкоголю и прочим радостям жизни, зрела уже давно. И вот вспучившаяся волна отчаянно рефлексирующего эту пропозицию российского «нью-вэйва» середины 80-х вынесла на гребень своего девятого вала «Чистую любовь». Этот московский проект, возглавляемый дипломированными искусствоведами Максимом Волковым и Сергеем Гурьевым, был и остается для русского рока явлением во многом уникальным. Энергичные «книжные юноши» с повышенной чувствительностью и безупречным сексуальным нюхом, они в своих песнях сумели отразить магнетизм флегматичных плейбоев и одухотворенных ловеласов: «Злые дефлораторы, гоним к речке белок / Порезвимся среди них, робких и несмелых!»
В центре концепции – образ, созданный поющим композитором-гитаристом Волковым, эдакий ухоженный, утонченный эротоман-дегустатор, который тщательно бреется по утрам и поигрывает гантелями, предвкушая грядущие элегантные акты. Рядом таится оборотная сторона медали в лице свободного вокалиста Гурьева, безумного рыжебородого полуеврея, бурлящего средоточия грубого стебалова, порочности и незлого цинизма. Популярный рок-журналист, он в своей музыкальной ипостаси испытывал натуральное раздвоение личности, проповедуя явления, диаметрально противоположные идеологии возглавляемых им изданий «Урлайт» и «Контркультура».
Несмотря на пройденные плечом к плечу «огонь, воду и медные трубы» Московского государственного университета, Волков с Гурьевым очень разные. Волков – отшельник и меланхолик. Гурьев – флегматик и тусовщик. Волков поет сопрано и любит Kiss и Slade. Гурьев поет баритональным басом и втайне от всех слушает французские эстрадные оркестры, Pink Floyd и «Високосное лето». Объединяет же лидеров «Чистой любви» восторженное отношение к советскому кинематографу времен «Кавказской пленницы» и «Бриллиантовой руки», а также к композитору Александру Зацепину, которого в их кругу было принято считать непревзойденным гением. Плюс неподдельное увлечение творчеством Stranglers.
Неудивительно, что в музыкальном плане «Чистая любовь» напоминает нечто среднее между вокально-инструментальным ансамблем, состоящим из раскованных интеллектуалов, и панк-группой, которая не стесняется использовать в своем творчестве приемы из арсенала вокально-инструментальных ансамблей. Своей аурой репертуар «Чистой любви» навевает ностальгические воспоминания о разномастной романтике 70-х и ассоциируется то с боевиком «Самоцветов» «Рельсы упрямо режут тайгу…», то с крысиной постпанк нетленкой в духе «Rattus Norvegicus». Изобилие флюидов раскрепощенности и теплого черного юмора витает чуть ли не над каждым из манифестов