В той же «Девчонке» Коля Куликовских (физик по образованию) превращал скромную советскую клавишу «Электроника М-01» в идеальный нью-вейвовский инструмент, извлекая из него дивные звуки типа «виу-виу», которые впоследствии ни из одной «Ямахи» днем с огнем было не вытянуть. Второй клавишник, Коля Гусев, еще подростком выступавший в составе легендарных «Аргонавтов», оккупировал в «Странных играх» акустическое пианино с понатыканными внутрь кнопками – для более звонкого звучания.
Наиболее опытным музыкантом в группе был Александр Кондрашкин, который прошел школу «Аквариума», «Тамбурина», «Пикника» и уже тогда заслуженно считался одним из самых техничных и разносторонних барабанщиков Ленинградского рок-клуба. Кондрашкин вел аскетический образ жизни, любил авангардный джаз и Rock In Opposition, а все заработанные деньги тратил исключительно на западные диски. Он бегал затяжные кроссы по утрам, обливался ледяной водой и коллекционировал пустые бутылки из-под экзотических спиртных напитков. Можно предположить, что Александр доставлял некоторые бытовые неудобства своим миролюбивым соседям, поскольку периодически на его квартире происходили репетиции «Странных игр».
«В то время в группе царила демократия, местами переходящая в анархию, – вспоминает Виктор Сологуб. – Готовясь к записи первого альбома, мы постарались эту атмосферу сохранить».
Свою дебютную работу «Странные игры» решили назвать «Метаморфозы». Несмотря на приверженность музыкантов к реггей и ска, практически все песни программы представляли определенные картинки и настроения, плавно перетекающие одно в другое. Разные песни пели разные вокалисты. «Плохую репутацию» – трагический монолог одинокого человека, который «вступил на дорогу, что в Рим не вела», – бессменно исполнял Саша Давыдов. Петь эту песню на репетициях пытались многие, но только он один мог интонационно передать всю безысходность описываемой ситуации. Также Давыдов исполнял «Мы увидеть должны» и еще два опуса: «Песню дворника» и «Дыдаизм», вошедшие впоследствии в расширенный вариант альбома «Метаморфозы» (под названием «Дыдаизм»).
Братья Сологубы жизнерадостно пели на «Метаморфозах» (сопровождая пение смехом, лаем и прочими «этакостями») и в «Хороводной», пронзительную кавер-версию которой записала в середине 90-х годов Настя Полева. В сюрреалистичном «Эгоцентризме II» («На перекрестке себя поджидал я, чтобы себя самого напугать») братья Сологубы меняли свою вокальную манеру до неузнаваемости. Они создавали атмосферу внешней загадочности и таинственной полудетективной вечерней прогулки – на фоне шумовых эффектов и дребезжащих аккордов раздолбанной «Ионики». В финале концертной версии «Эгоцентризма» Кондрашкин начинал отстукивать барабанную партию из «Болеро» Равеля, вследствие чего напуганные грозным маршевым ритмом чиновники от культуры окрестили музыку группу фашистской.
С такой репутацией, багажом идей и призом «зрительских симпатий» (I Ленинградский рок-фестиваль) «Странные игры» очутились в июне 83-го года в студии у Андрея Тропилло.
В отличие от «Аквариума» и «Зоопарка», ходивших у Тропилло в любимчиках, «Странные игры» попали в менее комфортабельные студийные условия. Они работали долго и урывками – грубо говоря, ими затыкали пустующие места. Альбом записывался по утрам, поздно вечером, по выходным. Все это создавало определенные неудобства. Вдобавок ко всему непривычное неоджазовое звучание «Странных игр» неумолимо провоцировало обычно спокойного и деликатного по отношению к музыкантам Тропилло на все мыслимые и немыслимые эксперименты со звуком.
«Если, к примеру, Тропилло покупал новый дилэй, то тут же хотел опробовать его именно на нас, – вспоминает Виктор Сологуб. – С другой стороны, он внес массу ценных предложений – скажем, на „Эго-центризме I“ был придуман ход, когда Рахов произносит набор слов сквозь мундштук саксофона на фоне инструментальной мелодии».
Так как в тропилловской студии в это же время писали свои альбомы «Зоопарк» и «Мануфактура», «Странные игры» решили доделать «Метаморфозы» в Малом драматическом театре у режиссера Андрея Кускова. Спустя годы крайне непросто восстановить общую картину – какие композиции из альбома записывались в каком месте, но все музыканты сходятся во мнении, что «Девчонка» дописывалась в студии у Кускова.
«В „Девчонке“ нам показалось, что в партии Кондрашкина не хватает выделения второй и четвертой доли, необходимых для ска, – вспоминает Николай Гусев. – У него бочка стучала ровные четверти, и когда все это записалось, стало очевидно, что в песне не хватает выделения сильной доли. В идеале можно было наложить модный в ту пору эффект „хэндквак“, но в студии его почему-то не оказалось. Поэтому мне пришлось лупить огромной доской по старому письменному столу, отбивая сильные доли».
…Так получилось, что для тех времен альбом побил все рекорды в плане неоднородности звучания. «Метаморфозы» записывались и сводились в двух городах, в трех студиях, тремя режиссерами. Поэтому уровень записи и звучание инструментов на разных композициях резко различаются. Часть вокальных партий (в основном Давыдова) и саксофонные соло Рахова фиксировались в мобильном студийном вагоне МCI режиссером Виктором Глазковым – параллельно с записью альбомов «Аквариума» и «Мануфактуры». В МCI, в частности, записывалась композиция «Мы увидеть должны», которую Давыдов исполнил крайне трепетно и проникновенно.
«Поскольку композицией „Мы увидеть должны“ планировалось завершить альбом, то ближе к ее финалу было решено сделать нарастание звука и энергии, – вспоминает Алексей Рахов. – В вагоне стоял 24-канальный магнитофон, и я в коде наиграл шесть саксофонных партий, которые были записаны на шесть соответствующих каналов».
Из-за нехватки студийного времени сведение альбома осуществлялось уже в Москве.
«Примерно через месяц ко мне внезапно нагрянул Давыдов, – вспоминает Виктор Глазков. – В то время вагон МCI стоял в „Лужниках“ и записывал концерты оркестра Рождественского. Сессия продолжалась около двух недель, все микрофоны были включены под эту запись, и микшеры на пульте трогать было нельзя. Но Давыдову хотелось как можно быстрее получить готовый продукт, поэтому альбом пришлось микшировать на ручках для студийного прослушивания. Нормально свести альбом подобным образом невозможно. Это грех».
Естественно, Тропилло такое сведение устроить не могло, и у себя в Доме юного техника он смикшировал альбом по-другому. Глазков оставил для Москвы свою версию сведения.
Путаницу в канонический вариант «Метаморфоз» внесло еще и то обстоятельство, что даже после окончания записи музыканты никак не могли определиться с порядком песен. Тогда Миша Манчадский – большой друг Саши Давыдова, человек, который делал первые репетиционные записи «Странных игр», – придумал следующий вариант. В течение месяца он приносил на репетиции кассету, на которой композиции из «Метаморфоз» были