Она кивает. И я вижу, как уходит часть напряжения с её плеч.
— А с сахаром… — продолжаю, — ладно. Формулировку «в чёрный список» уберу. Был перегиб. Но коробка пончиков в открытом доступе в бухгалтерии всё равно не хорошая затея. Это, Соня, не про ПМС, а про то, что в один день можно убить полдня продуктивности.
— Тогда я буду приносить коробку закрытую и только для себя, — тут же находит лазейку.
— Один пончик. Тогда я буду считать это частью твоего плана питания, — отвечаю ровно. — И добавлять тебе плюс тридцать минут на дорожке.
— Шантажист, — фыркает она.
— Договор, — уточняю. — Сделка.
Она поджимает губы, думает, потом всё-таки тянет руку через стол.
— Ладно, — говорит. — Сделка. Я перестаю троллить вас публично… так сильно.
Я смотрю на её руку. Маленькая ладонь, короткие пальцы, ноготь чуть скошен, видно сломала краешек. Беру эту руку в свою. Жмём. С момента развода я мало кому давал возможность заходить на эту дистанцию.
— Договорились, — говорю.
Она улыбается, отпускает мою руку, берёт кружку.
— Можно вопрос? — останавливается у двери.
— Давай.
— Вы правда считаете, что… ну… я могу быть «лицом компании»? При моих-то… — она неопределённо машет в сторону своего тела, — формах, особенностях и прочих прелестях?
Смотрю на неё внимательно.
— Я считаю, — говорю, не отводя взгляда, — что из тебя можно сделать очень сильную, красивую форму. И что люди поверят такой рекламе быстрее, чем очередной фитоняшке. И вопрос не в том, могу ли я. Вопрос в том, хочешь ли ты.
Она молчит пару секунд. Потом кивает почти незаметно.
— Посмотрим, — говорит. — Но когда увижу кухню.
Уходит. Дверь мягко закрывается.
Я остаюсь один, и вдруг понимаю, что устал больше, чем после часовой тренировки. Эмоциональная работа тоже нагрузка, как ни крути.
Но внутри не привычная злость или разочарование. Там странное чувство, близкое к… лёгкости? Я впервые за долгое время не «продавил» человека, а договорился, учитывая то, что раньше вообще не включал это в уравнение.
Но долго подумать об этом не дают. Ноутбук коротко пикает — новое письмо. От владельца сети.
Тема: Открытие филиала «Pulse» Ярославль. «Кирилл, привет. Утвердили запуск в Ярославле. Нужен ты лично для старта на две недели. Вопрос по сопровождению: 1. Кто поедет как бухгалтер — нужны прозрачные отчёты, без сюрпризов. 2. Нужен “человеческий” представитель бренда.
P.S. Видели сторис со степом. Эта Блинова находка. Люди комментируют, сохраняют, спрашивают, что за клуб. Думаем, стоит брать её как “лицо” на запуск. Жду твоего предложения по составу команды.»
Я перечитываю строчки «эта Блинова — находка» и «лицо на запуск» три раза. Чувствую, как уголки губ снова сами собой тянутся вверх.
Вот тебе и «сладкое моя зависимость».
Откидываюсь в кресле и думаю о том, как Соня только что стояла в моём кабинете, трясла пончиками, торговалась за кухню со мной.
И понимаю: да, я поеду в Ярославль. И да... предложу взять с собой именно её как в лице бухгалтера, так и в лице представителя бренда.
Глава 7
Соня
Если бы мне месяц назад сказали, что я окажусь в командировке с Кириллом Лавровым, в самолёте, на каблуках и в статусе «лицо компании», я бы предложила этому человеку проверить голову на наличие посторонних предметов.
Но вот я в кресле у иллюминатора, ремень врезается в живот, ладони мокрые, сердце бьётся как на его проклятых «интервалах 30/30». А рядом — он. В костюме, с ноутбуком, спокойный, как будто мы просто едем на метро, а не летим в жестяной консервной банке над землёй.
— Ты дышишь? — его голос тихий, но с привычной ноткой контроля.
— Иногда, — выдавливаю. — Между мыслями о высоте.
Стюардесса проходится по проходу, проверяя ремни. Я нервно поправляю свой. Ещё раз. И ещё. Вдруг он ослаб? Я хочу быть максимально привязанной к этому креслу. Вообще, если можно, привяжите меня скотчем и изолентой.
Самолёт начинает выруливать на полосу. Я смотрю в окно и думаю, что это была плохая идея — окно. Был шанс сидеть в проходе и делать вид, что мы просто трясёмся в автобусе.
— Ты чего дрожишь? — спрашивает Кирилл. — Тебя в зале так не трясёт.
— В зале я хотя бы стою на земле, — шиплю. — А сейчас нас запустят в воздух с помощью двух двигателей и пилота, который, возможно, поссорился с женой утром.
— Пилоты проходят медосмотр, — спокойно напоминает он.
— Вы уверены?
Он смотрит на меня сбоку. Я чувствую этот взгляд кожей, но смотреть в ответ страшно, оторвёмся же сейчас. В голове крутится: «взлёт самая опасная часть полёта». Спасибо, интернет. Спасибо, тревожный мозг.
Самолёт тормозит на полосе, движки набирают мощность. Гул такой, что говорить уже бессмысленно. Я вцепляюсь в подлокотники. В этот момент самолет начинает разгоняться, и всё во мне одновременно просится наружу.
И вот тут, на автомате я хватаюсь за его руку.
Это не «ой, случайно коснулась», это «вцепилась мёртвой хваткой». Пальцы сами находят его ладонь, цепляются за неё, как за единственный доступный в этой жизни якорь. Тёплая, крепкая рука, сухая горячая кожа, жёсткие пальцы тренера.
Он не дёргается, не убирает руку. Наоборот, слегка сжимает мои пальцы в ответ.
— Дыши, Соня, — наклоняется чуть ближе. — Медленный вдох носом, выдох протяжный ртом. Как на разминке. Помнишь?
— Очень смешно, — отвечаю, но воздух уже выдуваю ровнее. — Если мы упадём, я вас возненавижу.
— Если мы упадём, тебе уже будет всё равно, — логично замечает он.
— Вы отличный мотиватор, спасибо.
Самолёт отрывается. Ступни теряют контакт с землёй, желудок падает куда-то в пятки, уши закладывает. Я прижимаюсь к спинке кресла, сжимаю его руку со всей силы. Он терпит.
— Ты же не первый раз летишь, — спокойно.
— Второй, — честно признаюсь. — Первый я выпила столько валерьянки, что не помню вообще, как это было.
— Могла бы повторить.
— Не могу, — качаю головой. — С вами рядом надо сохранять остатки адекватности.
Он хмыкает. Пальцы чуть сильнее сжимают мою руку, будто проверяя пульс. И, кажется, это работает: шум становится привычным, самолёт выравнивается, я перестаю чувствовать, что земля