– Дай мне руку, чтобы не потеряться.
Хотя на улице гуляло много людей, их явно не хватало для толпы, в которой можно потеряться. Однако княжна безо всяких вопросов послушно вернулась и сама взяла Лянь Суна за руку.
Когда их ладони соприкоснулись, на улице внезапно поднялся сильный ветер.
Чэн Юй, растерянно подняв голову, увидела лицо великого генерала, белое, как нефрит. Его глаза сияли.
Взгляд этих янтарных глаз был глубок, но лишен каких-либо чувств. Третий принц слегка поджал губы, равнодушный, как и всегда. Лицо мужчины оставалось спокойным, но за его спиной бушевал ветер. Казалось, этому ветру достало бы мощи поглотить все вокруг, и это немного пугало. Чэн Юй вдруг вспомнила нефритовые образы богов во дворце великой вдовствующей императрицы – таких же прекрасных, величественных и безразличных.
Заглянув за плечо Лянь Суна, она увидела, что весь ночной рынок словно обратился в бескрайнее море. Фонари качались на ветру, мерцая, словно огни рыбацких лодок, едва различимых вдали. Ее сознание затуманилось, и она не могла понять, явь перед ней или сон. Ночь в одно мгновение размылась, и княжна слилась с этой ночью – с этим необъятным морем. А вместе с ним что-то проникло в ее сознание. Чэн Юй вдруг почудилось, будто в ее голове теперь два человека. «Страшно», – содрогнулась она, но не произнесла этого вслух.
Янтарные глаза Лянь Суна вдруг сузились. Он потянул девушку к себе и обнял.
– Я здесь, не бойся, – тихо прошептал третий принц ей на ухо.
Княжна не видела лица Лянь Суна и не знала, осталось ли оно таким же холодным и безучастным, как прежде, но его голос звучал успокаивающе. Он обхватил ее рукой за плечи, прижимая к груди, и она ощутила себя в безопасности.
Но Чэн Юй не ведала, что того, в чьих объятиях она чувствовала себя такой защищенной, ей и следовало опасаться.
Потому что в миг, когда она взяла его за руку и зашумел ветер, именно Лянь Сун проник в ее сознание. Он применил запретную технику неутаенности. Княжна не хотела говорить ему, что выбило ее из равновесия, и он пошел другим путем.
В конце концов, третий принц был не из тех, кого можно обмануть расплывчатыми намеками, как ее добрых друзей-смертных вроде лекаря Ли или молодой госпожи Ци. Как Чэн Юй сама когда-то заметила, он был придирчив и не терпел, когда ему перечили. Она не ошиблась. Лянь Сун был богом воды, не признающим запретов, и если он хотел что-то узнать, то всегда находил способ это сделать.
Что должен представлять из себя внутренний мир такой беззаботной девушки, как Чэн Юй? Обойдя защиту ее сознания, третий принц увидел лазоревое ясное небо, зеленые луга и резвящихся в траве зверьков. Что-то подобное он и предполагал.
Очевидно, то была весна. Великий генерал огляделся, но Чэн Юй там не оказалось.
Впереди возвышалась гора. Пройдя ущелье, Лянь Сун увидел другую картину. На небе сияло палящее солнце, вокруг росли высокие деревья и слышалось пение птиц. Это было лето.
Но Чэн Юй не было и здесь.
Покинув долину, третий принц сразу же оказался среди красных кленов. В этот момент он наконец понял, что Чэн Юй оказалась сложнее, чем он предполагал. В ее сердце сосуществовали все четыре времени года.
За многие годы Лянь Сун никогда по-настоящему не интересовался ничьим внутренним миром, поэтому запретное искусство неутаенности он использовал лишь несколько раз в детстве, когда только начинал изучать эту магию и хотел потренироваться.
Он заглядывал в мысли бессмертных прислужников из дворца Изначального предела, в размышления небесной девы, которая втайне любила владыку Дун Хуа, и даже в сознание злого духа, заточенного в Сковывающей пагоде на Двадцать седьмом небе. Преодоление защиты их разума являло собой самую сложную задачу, но как только он ее решал, то всегда находил истинное «я» даже у самого хитроумного духа. По сравнению с Чэн Юй, защиту их разума пробить было куда сложнее, будто они направляли все силы сознания на возведение высоких стен, закрывающих от других. Защита же Чэн Юй преодолевалась легко, но за этой ненадежной преградой она создала четыре времени года, которые и послужили ей укрытием.
Обычно защита сознания существует, чтобы оберегать его от других, как было у тех, кого Лянь Сун когда-то изучал с помощью техники неутаенности. Но защита Чэн Юй, казалось, создавалась, чтобы спасти княжну от самой себя.
Третий принц прошел осенний пейзаж, полюбовавшись на голые скалы и длинные реки. Миновав горы, он оказался среди пустыни, покрытой снегом. Этот унылый вид был еще более холодным и печальным, чем заснеженные горы. Такой пейзаж совсем не подходил Чэн Юй, но именно он таился в ее сердце.
И здесь девушки тоже не было.
Лянь Сун постоял некоторое время у замерзшей реки, затем тихо произнес:
– А-Юй.
Он не мог найти ее. Это были ее владения, и ему оставалось лишь ждать, когда княжна сама его отыщет.
Когда его голос растворился в ветре, пейзажи времен года мгновенно исчезли, и перед ним постепенно развернулась картина ночного рынка, похожего на тот, что остался в настоящем мире. Наконец мужчина увидел Чэн Юй.
Возможно, она никак не отгораживалась от Лянь Суна, поэтому ее подсознание позволило ему увидеть ее истинный внутренний облик.
Чэн Юй одиноко стояла на длинной улице. Улица была той же, фонари теми же, и лавки с товарами остались прежними, но толпа людей куда-то исчезла. На всей улице осталась только она одна.
– Сегодня праздник, – прошептала княжна, потирая руки, чтобы согреться.
Действительно, лето давно прошло. В тот момент, когда она потерла руки, поднялся северный ветер, и с ночного неба начал падать мелкий снег.
– Ах да, сегодня ведь праздник Моления о мастерстве, – сказала она себе, продолжая идти. – А что делают на этот праздник? Точно, нужно построить дома разноцветную башню, поставить мохоуло, фрукты, вино, блюда и рукоделие, а затем сесть вместе с родителями и обратиться к богам с молением о мастерстве. – Чэн Юй продолжала бормотать: – Мастерство… У мамы ведь были умелые руки, а у Цин Лин и подавно…
Внезапно она осеклась. Ветер, казалось, замер вместе с ней, превратившись во что-то осязаемое. От фонарей, мерцающих в пляске снежинок, раздался пронзительный предупреждающий голос:
– Не думай об этом, нельзя.
Голос ее подсознания.
Лянь Сун увидел, как Чэн Юй, опустив голову, закрыла пол-лица покрасневшими от холода руками. Она долго молчала, но, кажется, вняла тому предупреждению. Когда