Но, очевидно, Цзи Минфэн не понимал ее печали. Он хрипло сказал:
– Перестань вести себя как ребенок, который рыдает по каждому поводу. Тебе почти шестнадцать.
Да, он ненавидел ее, поэтому даже ее печаль его раздражала.
Чэн Юй вдруг сильно разозлилась. Она говорила Цин Лин, что понимает, как иногда человеку может ни с того ни с сего опротиветь другой человек, но на самом деле она хотела знать причину. Почему он так внезапно возненавидел ее, почему не дал ей ни единого шанса? Это он вел себя неразумно!
Ярость подстегнула княжну, как никогда раньше. Она вдруг с силой швырнула два бамбуковых зонта перед Цзи Минфэном и изо всех сил закричала на него:
– Да, я ребенок! Я глупая! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! Мне больно, и я даже не могу поплакать?!
Ее речь утратила всякую связность, и она сама не понимала, что несет. Но юношу, казалось, ошеломила ее вспышка, и он на мгновение замолчал.
Слезы, непрерывно катившиеся по лицу, застилали глаза. Чэн Юй не могла разглядеть выражение лица Цзи Минфэна, но в глубине души все еще надеялась, что в его взгляде можно будет увидеть хоть каплю сомнения. Оно сказало бы ей, что княжич кривит душой, а вовсе не говорит ей то, о чем на самом деле думает. Она не ждала, что его ранит ее печаль. Она всегда была жизнерадостной, утешить ее не составляло труда, поэтому ей хватило бы даже капли сочувствия.
Княжна решительно смахнула с щек слезы, затем снова протерла лицо рукавом.
После этого Чэн Юй смогла разглядеть выражение лиц двух людей перед ней. Первой она увидела девушку в белом, стоявшую рядом с Цзи Минфэном. Она смотрела на нее изучающе. Чэн Юй могла бы сказать, что в этом взгляде было безразличие пополам с жалостью. Затем княжна посмотрела на княжича Цзи. Он все еще хмурился, а заметив, что она перестала плакать, потер висок:
– Хватит на сегодня твоих воплей. Уходи.
«Больше не попадайся мне на глаза».
«Перестань вести себя как ребенок».
«Хватит на сегодня твоих воплей. Уходи».
Чэн Юй замерла на мгновение, затем вдруг поняла, что все произошедшее сегодня вечером было бессмысленным и отвратительным. Раньше она редко печалилась. Почти всегда считала: все в порядке, этот мир так хорош. Она и не знала, что такое отвращение. Но сегодня она вдруг вспомнила, что в мире есть слово «отвращение», и именно его она сейчас ощутила.
Девушка помолчала. Затем тихо сказала:
– Да, мне пора уходить. – Она устало добавила: – Сегодня вечером я, наверное, показалась вам смешной. Так навязываться – действительно неприлично. Наверное, это из-за вина, что я выпила по дороге. – Чэн Юй подняла голову: – Княжичу не нужно беспокоиться. Кажется, я протрезвела. Сегодня вечером, – она слегка сжала губы, – я, наверное, позабавила княжича и молодую госпожу.
Она больше не лепетала умильно и бездумно, как делают маленькие дети. Теперь она говорила как взрослая девушка – сдержанно, достойно и вежливо.
Цзи Минфэн пошевелил губами, но в конце концов ничего не сказал.
Чэн Юй этого не заметила. Она задумалась на мгновение, затем безразлично сказала:
– Да будет так. Я уйду.
И действительно повернулась, собираясь уйти.
Она уже дошла до лестницы, когда услышала, как Цзи Минфэн сказал ей вслед:
– «Так» – это как?
Чэн Юй остановилась, но не обернулась. Запрокинув голову, полюбовалась на потолочную балку, как будто размышляя, и наконец сказала:
– Ровно так, как хочет княжич.
Затем она спустилась вниз. От лестницы донеслись звуки ее шагов: тук, тук, тук, тук. Ровные и неторопливые, как и подобает знатной девушке.
Она больше не называла его «братец».
С этого дня Чэн Юй больше никогда не называла Цзи Минфэна «братец».
Позже, когда Чжу Цзинь увез ее обратно в Пинъань, она и вовсе забыла это обращение.
В ту ночь в Ханьчэне шел дождь. Чэн Юй вернулась в имение только к третьей страже и, оглянувшись, заметила, что Цин Лин шла за ней на некотором расстоянии. Обе промокли до нитки.
Слуга, открывший ворота, испуганно уставился на нее, а когда опустил взгляд ниже, и вовсе едва выговорил:
– К-княжна, это…
Чэн Юй тоже посмотрела вниз и увидела, что половина ее юбки заляпана грязью и ею же покрыты края туфель. К носку туфли прилип полузасохший красный цветок, который при свете фонаря в руке слуги все еще казался довольно ярким и красивым.
Она упала на улице Цинъюань. Она помнила.
Летом дожди начинаются внезапно. Как только Чэн Юй вышла из Северного зала, хлынул ливень. Выйдя на улицу Цинъюань, она поняла, что пошла не в ту сторону, и повернула обратно.
Когда Чэн Юй снова приблизилась к Северному залу, то увидела, как Цзи Минфэн и девушка в белом выходят из чайного дома. Она остановилась под дождем и издалека смотрела, как Цзи Минфэн раскрыл бамбуковый зонт и вышел из-под навеса. Затем он наклонил зонт, и незнакомка, слегка приподняв юбку, шагнула под зонт. Ее движения выдавали, что она еще не привыкла к ханьской одежде. Цзи Минфэн снова наклонил зонт в сторону девушки. Вот так под одним зонтом они медленно уходили вдаль.
Чэн Юй задрожала от холода. Дождавшись, пока они отойдут на некоторое расстояние, она двинулась дальше. Ее трясло от холода, так что, сделав шаг, она поскользнулась и упала. Опустив взгляд на землю, княжна заметила, что дождь сбил множество цветов граната с деревьев по обеим сторонам улицы.
Она видела духов деревьев граната вокруг в форме юношей и девушек, съежившихся под хлесткими струями дождя, а от прекрасных цветов, что княжна наблюдала раньше, остались только разбросанные по земле красные лепестки. Эта мрачная картина будто оттеняла безысходность, поселившуюся в ее собственном сердце. Чэн Юй сидела на земле, сама не зная, о чем думает, пока не чихнула. Тогда она встала, определила направление и пошла к имению.
Вот как все вышло.
В ту ночь Цин Лин проследила, чтобы Чэн Юй отогрелась в горячей воде, напоила ее полной чашкой отвара имбирного корня и зажгла успокаивающие благовония. Княжна закуталась в одеяло и проспала всю ночь, проснувшись только к часу Змеи следующего дня.
В покоях раздавался только звук дождя, стучащего в окно. Цин Лин сидела у ее кровати. Увидев, что княжна проснулась, она тихо сказала:
– Один мудрец написал: «Пусть вчерашнее умрет вчера, а сегодняшнее родится сегодня» [114]. Вчера вас