Чёрная шерсть, по которой пробегали кроваво-красные огненные всполохи, вздыбилась на загривке, однако зверь всё так же хранил полное молчание. Затем, не сводя с человека глаз, шагнул в сторону и встал боком к стражнику — идеальная мишень. Максим отсалютовал ему палашом и двинулся вперёд, по перекопанному меньше месяца назад, но уже успевшему погибнуть от холода, огородику.
Мясник был на полголовы выше парня, шире в плечах, и на вид — гораздо сильнее. Волосатые ручищи, торчащие из коротких рукавов куртки, покрывал жёсткий волос, не тёмный и не рыжий, а какой-то «смешанный», палёный. Маленькие глазки под низкими косматыми бровями недобро блеснули, заросли бороды расколола усмешка. Мужчина поудобнее перехватил топор, потом покосился на пистоль. Резанов ответил таким же многообещающим оскалом и демонстративно приподнял ствол, будто собираясь стрелять от бедра.
— Ну-ну, — басовито оценил эту игру мясник. А потом вдруг метнул в парня свой топор.
Максим выстрелил, уже пригибаясь и бросаясь вбок, ожидая, что вот-вот широкое лезвие на изогнутой рукояти, с силой самолётного винта рассекающее воздух, зацепит или плечо, или голову. Куда попала вторая пуля, стражник не видел — но определённо не в убийцу. Топор глухо стукнулся о землю где-то левее и сзади, а завалившийся на грядки капрал-адъютант уже успел перекатиться и привстать на одном колене.
Макс завертел головой, отыскивая противника — но того нигде не было. Резанов повернулся туда, где ещё секунду назад стоял наблюдавший за схваткой кладбищенский пёс — но и зверь исчез. Зло сплюнув, капрал-адъютант убрал второй пистоль в кобуру и потянулся за кинжалом.
В тишине снежной ночи раздались сдавленные, надсадные всхлипывания.
Парень поднялся на ноги, всё ещё не убирая палаш в ножны, и пошёл к окну. Девушка сидела на полу у низенького подоконника — голова её была на уровне догорающего свечного огарка — и захлёбывалась слезами. Только теперь Максим разглядел, что правая рука незнакомки сжимает какую-то тёмную склянку с плотно притёртой пробкой.
Разглядел — и понял, какая из легенд так настойчиво пыталась напомнить о себе, пока он шёл через разорённые монастырские сады. А, поняв, почувствовал, как совершенно не связанный с холодом и снегом озноб пробежал по позвоночнику и исчез, напоследок вспыхнув где-то между лопаток.
— Позвольте, пани, — парень осторожно протянул руку и взял у девушки склянку. Та не сопротивлялась, но едва разжалась худенькая ладонь, вся покрытая от тяжёлой работы мозолями и мелкими ранками, как незнакомка зарыдала уже в голос, тяжело привалившись к стене и упёршись лбом в край подоконника.
— Ну что вы, пани, что вы… — забормотал Максим, торопливо пряча палаш в ножны, а склянку — в кошель на поясе.
— Макс! — Иржи с кацбальгером в одной руке и кинжалом в другой бежал к ним. С противоположной стороны появился Чех, почему-то оглянулся назад, постоял так несколько секунд — и тоже зашагал к окну, но спокойно и размеренно.
— Всё в порядке, — отозвался Резанов.
— Ты нашёл его?
— Нашёл. Но не смог схватить.
— Пёс?
— Пёс даже лапой не шевельнул, — растерянно пожал плечами парень. — Будто его это вообще не касалось.
— Кто это? — Шустал остановился, с удивлением рассматривая плачущую девушку в комнате.
— Понятия не имею. Хотя нет, кое-какое понятия я имею, но…
— По-моему, тут кто-то есть помимо нас, — вполголоса заметил подошедший к ним Войтех.
— Ты видел мясника? Куда он направился?
— Не знаю, мясник ли это был, — с сомнением заметил ординарец. — И пса вроде бы при нём не было.
— А кому ещё понадобилось бы разгуливать тут посреди ночи? — раздражённо спросил Иржи. — Куда он шёл?
— Сюда, — спокойно пояснил Чех.
— То есть как это?
— Кто-то шёл сюда параллельно со мной, со стороны Гаштальского погоста. Там какие-то заброшенные постройки, и я точно видел человеческую тень среди них.
— Может быть, привидение? — уже с меньшим раздражением неуверенно предположил Шустал.
— Всё может быть, — согласился Войтех. — Кто эта пани?
— Местная жительница, — Максим окинул взглядом крохотную комнатку с низким сводчатым потолком. — Тут, наверное, прежде были кельи, а потом их пытались перестроить в квартирки для арендаторов.
— Не слишком-то удачно, — пробормотал Шустал. Взгляд его перебегал с одного предмета небогатой обстановки на другой. Колченогий столик, тяжело привалившийся к стене, с забытым на нём шитьём. Низенький топчан с соломенным тюфяком и старой, поеденной молью, шерстяной шалью вместо одеяла. Кривоватый табурет у стола. Полка — а вернее, просто широкая толстая доска, приколоченная к стене; на полке несколько закопчённых глиняных горшков.
— Золото Нового Света, — с горечью в голосе прокомментировал капрал.
— Наш ночной странник знал, зачем идёт, — отозвался Макс. — То, что мы чего-то не видим, ещё не значит, что ничего нет.
— Кто вы такие? — новый голос, прорезавший сквозь шепчущий шелест снегопада, был почти мальчишеским. Стражники повернулись на звук. На том краю огорода, откуда пришёл пан Чех, стоял молоденький паренёк, едва ли лет двадцати, похожий на взъерошенного воробья. Грубый суконный плащ его съехал набок, шляпы не было вовсе, расшитый жилет сидел криво, а кушак парень, кажется, второпях и вовсе забыл повязать, так что рубаха болталась свободно. Подол рубахи, колени и локти были в мокрых пятнах — человек явно бежал со всех ног, оскальзывался, падал, снова поднимался, и снова продолжал бежать.
— Для начала скажите, кто вы, милостивый пан? — поинтересовался Шустал.
— Карел! — в плачущем девичьем голосе смешались удивление и радость.
Не обращая внимания на вооружённых людей, парень неуклюжими скачками пересёк огород и, перемахнув подоконник, рухнул на колени рядом со всё ещё сидящей на полу девушкой.
— Марыська! Они тебя обидели? Что они сделали? — Карел снова вскочил на ноги и, сжимая и разжимая почти детские свои кулачки, яростно уставился на троицу у окна. — Я вас из-под земли достану! — пообещал