— И зима не уйдёт, — задумчиво закончила Иренка, снова покусывая нижнюю губу.
— Не уйдёт.
Девушка протянула руку к миске, ещё несколько раз перемешала тесто.
— Вы в самом деле не собираетесь их арестовывать? — спросила она.
— Зачем? — искренне удивился Макс. — Я всего лишь хочу задать несколько вопросов. И предостеречь.
— Предостеречь?
— Если наши подозрения верны, им может угрожать опасность. В любом случае, они имеют право знать.
— О чём?
— А вот этого, простите, пани, я вам не скажу, — нахмурился парень, снова поднимаясь на ноги. — В конце концов, это служебная тайна, да и вы не хотите мне помогать.
— Чем вы можете поклясться, что им не будет вреда? — вдруг спросила вила. Капрал-адъютант, опешивший от такого вопроса, поглядел влево, потом вправо, будто отыскивая между печью, столом и кухонной утварью подходящий для клятвы предмет.
— Даже не знаю… Чем у вас принято клясться? Своей честью?
Девушка тихонько фыркнула.
— Он может поклясться самым дорогим, — раздался от двери тихий серьёзный голос. Эвка переступила порог, кутаясь в вязаную шаль, и встала рядом с мужем, который, полуобернувшись, растерянно смотрел на неё. — Давай, Макс.
— Что?
— Жизнью нашего первенца.
— Ты с ума сошла⁈ — в голосе парня смешались ужас, гнев и шок. Жена несколько раз моргнула, будто преодолевая желание заплакать. Резанов торопливо обнял её, прижал к себе и, уткнув лицо в волосы, забормотал:
— Эвка, солнышко, прости… Но как же я могу? Это же не клятва, а жуть какая-то…
— Это самая честная клятва, — спокойно заявила дочь водяного. — И я знаю, что ты говоришь правду, и не желаешь зла этим людям. Значит, и клятву ты ни за что не нарушишь.
— А присяга? — с горечью спросил он, вспоминая, как торжественно приносил присягу, когда именным указом императора получил своё первое повышение в ночной вахте — нынешнее внеочередное звание капрала-адъютанта.
Плечи Эвки чуть шевельнулись. Потом жена высвободила руки из-под шали, и в свою очередь обняла его.
— Присяга это присяга. А совесть это совесть, — только и сказала она.
— Клянётесь, пан? — нерешительно поинтересовалась из-за спины Максима Иренка.
Стражник судорожно сглотнул, чувствуя, как всё нутро сводит от страха перед последствиями такой клятвы. Ему ещё не доводилось сталкиваться с тем, что может значить подобное обещание в мире грёз, но Резанов подозревал, что ничего хорошего клятвопреступнику — а тем более обладающему даром могущества — не светит. Да, он в самом деле не собирался никак вредить дочери брата Ареция и её неведомой опекунше, но что если, к примеру, командор захочет расспросить их лично, и потребует доставить в кордегардию? Будет ли одно это нарушением данной клятвы? Придётся выбирать между присягой и совестью? Да вдобавок ставить на карту жизнь ещё не родившегося ребёнка?
Макс прерывисто вздохнул, и почувствовал, как ладони Эвки сильнее обхватили его спину, будто подбадривая. Парень мягко высвободился из объятий жены и повернулся к виле:
— Клянусь жизнью своего первенца, — капралу-адъютанту померещилось, что свет свечей в кухне на мгновение померк, а на глаза словно упала плотная тёмная пелена, — я не желаю зла ни этой женщине, ни девочке, и хочу встретиться с ними лишь для того, чтобы задать несколько вопросов.
Иренка кивнула. Максим почувствовал, как ладонь жены стискивает его ладонь, но не мог заставить себя посмотреть Эвке в глаза. Ему казалось, что на плечи только что взвалили непомерный груз, и теперь вплоть до того момента, когда малыш родится, «пан Максимилиан Резанов» не будет знать ни секунды покоя.
— Это старая пани Магерова, — заговорила служанка, нервно потирая руки. Она явно была не до конца уверена в принятом решении, и теперь пыталась справиться с волнением. — Она живёт на Подскали в домике «У зелёного сома». Её воспитанницу зовут Элишка, ей сейчас десять лет.
— Как девочка попала к пани?
— Я в точности не знаю, но говорили, что это дочка какой-то её дальней родственницы. Сама родственница вроде бы умерла. Если не ошибаюсь, мать девочки звали Злата.
— А отец?
— А про отца вообще никто ничего не упоминал.
— Вы сказали, что пани Магерова и так достаточно страдала. Что это значит?
— Её мужа убили во время восстания в сорок седьмом. Младшего сына забрали в солдаты, он погиб в последней войне с турками. Старший сын утонул ещё маленьким мальчиком, в омуте под Вышеградской скалой. Элишка — единственная её радость и утешение, — Иренка замялась, и вдруг выпалила со смесью недоверия и надежды:
— Вы правда думаете, пан, что это поможет вернуть лето?
— Я надеюсь, — ответил Максим, снова прижимая к себе жену. — Очень надеюсь.
Глава 13
О тайнах и клятвах
У монастырских ворот, кутаясь в плащи, переминались с ноги на ногу Иржи и Войтех. К вделанному в стену кольцу были привязаны три невысокие косматые лошадки из конюшен кордегардии, которые мерно выдыхали из ноздрей клубы белого пара. Цепочка следов, оставленная стражниками и заканчивавшаяся у ворот, выглядела сиротливо и одиноко на нетронутом снежном поле, покрывшем за ночь всю Прагу.
— Пан командор уже внутри, — отрапортовал Шустал. — А что, если отец Варфоломей откажет в твоей просьбе?
Максим плотнее запахнул плащ и прислонился плечом к стене рядом с другом.
— Всё равно пойду на Подскали, — упрямо заявил он.
— Ты узнал, кого и где искать?
— Узнал, — коротко ответил капрал-адъютант, который проворочался без сна остаток ночи, и до сих пор не мог отделаться от мрачных предчувствий, поселившихся в нём из-за принесённой клятвы.
Они в молчании простояли ещё с четверть часа, когда низенькая калитка в стене, устроенная рядом с воротами, открылась, и брат-привратник —