На этом разговор сам собой завял, потому что я разлила по тарелкам суп и позвала Инку. Мама тоже осталась обедать. За столом они наперебой рассказывали мне про пансионат и про то, как там было здорово. Потом мама отправилась домой, а я уложила Инку спать и…
А я не знала, чем себя занять. Загрузила стиралку, вымыла на кухне пол, погладила на завтра блузку и на самом деле залегла на диван с ведром мороженого. Вспомнилось вдруг, как Лешка во вьетнамской жральне набросился на блинчики, заказал с собой и сказал: если находишь что-то вкусное, хочется еще и еще, побольше, побольше.
Вот и мне хотелось. Но дело было не только в этом.
Позвонила Ольга — просто потрындеть. Как будто не увиделись бы завтра. Мы с ней обычно ходили вместе обедать. Или забегали друг к другу на кофе в перерыв. Я вполуха слушала, как они с мужем ездили в Австрию кататься на лыжах, а потом вдруг неожиданно спросила:
— Оль, а у тебя было когда-нибудь такое? Знаешь, что поступила правильно, а все равно изнутри подсасывает.
— Ну… наверно, у всех бывает, — хмыкнула она. — А что ты такого правильного сделала?
— Сказала мужику, что не хочу замуж.
— А он звал?
— Нет.
— Тогда зачем сказала? — удивилась Ольга.
— А чтобы не позвал.
В таком телеграфном изложении все выглядело совсем глупо. Я постучала рассеянно ложкой по зубам, и резец, который так и не донесла до стоматолога, отозвался ноющей болью.
Черт, надо срочно записаться, сколько можно тянуть!
— А ты точно не хочешь? — в Ольгином голосе явно звучало сомнение.
— Нет.
— Почему?
— Потому что он сам не хочет.
— Блин… — сказала Ольга после паузы. — Я чета запуталась. Если он не хочет на тебе жениться, почему ты думаешь, что позовет замуж? И зачем тогда сказала, что не хочешь? Чтобы он не подумал, будто ты хочешь?
— Оля, я не хочу. Я так и сказала.
— Капец. Знаешь, Мил, раз подсасывает, значит, ты не уверена до конца, что поступила правильно. И, если честно, я тоже так думаю. Что неправильно. Ну да ладно, дело твое. А что за мужик-то?
— Да Рокотов, — поморщилась я. — Который страховщик.
— Хоба! — изумилась она. — Вот это да!
— Ну ты же просила помурыжить. Вот и домурыжились.
— Хм… теперь это так называется? И как он?
— Нормально, — буркнула я, тысячу раз уже пожалев, что вообще об этом заговорила. — Но замуж не хочу.
— На колу мочало, — расхохоталась Ольга. — Ты не хочешь, он не хочет, так чего тогда париться? А если паришься, значит, в глубине души хочешь.
Фыркнув, я поспешила распрощаться. И задумалась, выскребая ведро.
А что, если она права?
Нет уж, спасибо, не надо.
Алексей
— Алешенька, какой у вас котик интеллигентный, — балаболила соседка, отловив меня на лестничной площадке. — И кушает так аккуратно, и в лоточек ходит, и вообще… Просто прекрасный котик.
— Спасибо, Зинаида Ивановна, — я протянул ей купленную по дороге коробку конфет. — С Новым годом и с Рождеством.
— Ой, ну что вы, Алешенька, — зарделась она, прижимая подарок к груди, — не нужно было. Спасибо большое. Если еще понадобится, говорите, присмотрю за ним.
Открыв дверь, я вошел в прихожую, включил свет и сразу увидел ободранные «интеллигентным котиком» обои. Причем рядом с прибитой на стену когтеточкой, которую тот игнорировал.
— Ах, ты ж, паразит! — взревел я.
Мяф, облизываясь, вышел из кухни, сверкнул желтыми глазами и сел, уставившись на меня.
«Ну, и чего ты, Леха, митингуешь? Бросил тут одного на неделю — какие претензии?»
— Это кто сделал?
Тащить за шкирку и тыкать носом не стал — бесполезно. Просто подвез его ногой к ободранным обоям.
«Понятия не имею. Само, наверно».
В приюте мне говорили, что наказывать за безобразия — в меру, конечно, — можно, но только если кот пойман на месте преступления. Через пять минут они уже ни о чем не помнят и не понимают, за что прилетело. Но я не сомневался, что конкретно этот чертов Мефистофель помнит и понимает все.
В холодильнике было пусто. Заказал продукты, но готовить ничего не хотелось. Выбрал в доставке какой-то готовый обед, который только разогреть. А когда привезли, оказалось, что и есть тоже не особо хочется. И вообще ничего не хочется.
Завалился на диван, включил телик. Состояние после недельного секс-марафона было такое, как будто основательно наломался в тренажерке. Это что, старость? Тридцать шесть — не мальчик, конечно, но, вроде, и не старик еще. И это полбеды. Хуже, что настроение зарылось куда-то ниже плинтуса.
А ведь все было прекрасно… до вчерашнего разговора.
Зачем она вообще его завела? Спьяну? Вполне возможно, почти целую бутылку загасила в одну калитку. Что у трезвого на уме… А я еще и подтолкнул своей шуточкой в духе «Уральских пельменей». Казалось бы, хорошо, что не строит никаких планов на совместное будущее, но…
Одно дело, когда не хочешь чего-то сам, а другое — когда тебе говорят в лоб: даже не думай губу раскатывать. Я бы и сам, скорее всего, не раскатал, но когда тебе по этой губе превентивно нашлепали известным органом, приятного мало.
Нет, оно, конечно, неплохо, что все обговорили, створные знаки расставили. И то хорошо, что смотрим на ситуацию одинаково. Но…
Блядь, почему ж тогда так муторно?
Чтобы отвлечься, стал вспоминать, как все было. Все самое горячее, от одной мысли о котором моментально встало если не на север, то на восток точно. Например, как собирал языком ее терпкий сок, остро пахнущий желанием и… морем. Как кружилась голова от ее затуманенного взгляда из-под ресниц. Как входил в нее — так, словно это был другой мир.
Алиса, твою мать, в стране чудес!
Отвлекся, да. Уплыл в открытый океан. Теперь выгребай горстями, пока не утонул.
Мяф, словно в издевку и с намеком, устроился рядом, вылизывая отсутствующие шары.
Вечером я не выдержал. Взял телефон и написал в воцап:
«Спишь?»
«Еще нет», — прилетело тут же.
«Как завтра?»
«К зубному пойду».
«Когда встретимся?»
Получилось, наверно, грубовато, но я все никак не мог выйти из этого штопора. Раздражение мешалось с желанием увидеть ее немедленно. Прямо сейчас.
Леха, да у тебя ломка. Это наркотик, на который подсаживаешься с одного раза. Метадон. Нет, Миладон.
Галочки давно поголубели, но она не отвечала. Наконец телефон пискнул.
«Сейчас мама звонила. Записала Инку в бассейн. Занятия в среду вечером и в субботу утром. Бассейн рядом с ее домом. Будет забирать из сада и из бассейна к себе».
Настроение резко высунулось из-под плинтуса, пытаясь выбраться.
«То есть две ночи в неделю ты можешь не ночевать дома?»
«Или ты».
«Супер! Значит, до среды? Или во вторник сходим куда-нибудь?»
«Не знаю насчет вторника, но в среду точно. Если все будет в порядке».
«Должно быть!»
«ОК! Спокойной ночи, Леш, я уже ложусь».
А это вообще нормально — так радоваться предстоящей встрече с женщиной, в которую даже не влюблен?
Или… все-таки?…
Нет, никаких все-таки. Потому что никому это не нужно — ни мне, ни ей. И мы же договорились: если для кого-то одного все станет серьезнее, чем для другого, значит, расстанемся. Так будет честно. Ну а пока…
Это просто секс, Леха. Крутейший секс. Может, круче в жизни уже и не будет, поэтому лопай большой ложкой. Это как те вьетнамские блинчики. Так понравились, что был готов есть на завтрак, обед и ужин. Заказал два раза, а на третий даже не доел. Рано или поздно то же самое будет и с Милкой. Потому что проходит все. И любовь тоже.
До Майки я был влюблен один раз — в шестнадцать лет. В Раду из параллельного. Она была звездой и вряд ли подозревала о моем существовании. В элитной гимназии, куда родители запихнули меня после пятого класса, я прозябал в придонном слое. Ту же Раду в школу и из школы возил личный водитель на мерсе. В институте все было уже иначе, там я оказался в мажорской тусовке и менял девчонок, как перчатки, ни с одной надолго не задерживаясь. Такие легкие короткие отношения без обязательств меня вполне устраивали.