«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения - Роман Лейбов

Пахнет дело мое керосином ^{5},

керосинкой ^{6}, сторонкой родной ^{7},

пахнет «Шипром», как бритый мужчина ^{8},

и как женщина – «Красной Москвой»

(той, на крышечке с кисточкой) ^{9}, мылом,

банным мылом ^{10} да банным листом ^{11},

общепитской подливкой, гарниром ^{12},

пахнет булочной там, за углом ^{13}.

Чуешь, чуешь, чем пахнет? – Я чую ^{14},

чую, Господи, нос не зажму ^{15} —

«Беломором», Сучаном, Вилюем ^{16},

домом отдыха в синем Крыму! ^{17}

Пахнет вываркой, стиркою, синькой ^{18},

и на ВДНХ шашлыком ^{19},

и глотком пертуссина, и свинкой ^{20},

и трофейным австрийским ковром ^{21},

свежеглаженым галстуком алым ^{22},

звонким штандыром на пустыре ^{23},

и вокзалом, и актовым залом ^{24},

и сиренью у нас на дворе ^{25}.

Чуешь, сволочь, чем пахнет? – Еще бы!

Мне ли, местному, нос воротить? ^{26} —

Политурой, промасленной робой ^{27},

русским духом ^{28}, едрить-колотить! ^{29}

Вкусным дымом пистонов ^{30}, карбидом ^{31},

горем луковым и огурцом ^{32},

бигудями буфетчицы Лиды ^{33},

русским духом, и страхом, и мхом ^{34}.

Заскорузлой подмышкой мундира ^{35},

и гостиницей в Йошкар-Оле ^{36},

и соляркою, и комбижиром

в феврале на холодной заре ^{37},

и антоновкой ближе к Калуге ^{38},

и в моздокской степи анашой ^{39} —

чуешь, сука, чем пахнет?! – и вьюгой,

ой, вьюгой, воркутинской пургой! ^{40}

Пахнет, Боже, сосновой смолою,

ближним боем да раной гнилой ^{41},

колбасой, колбасой, колбасою,

колбасой – все равно колбасой! ^{42}

Неподмытым общаговским блудом ^{43}

и бензином в попутке ночной ^{44},

пахнет Родиной – чуешь ли? – чудом,

чудом, ладаном, Вестью Благой! ^{45}

Хлоркой в пристанционном сортире ^{46},

хвоей в предновогоднем метро ^{47}.

Постным маслом в соседской квартире

(как живут они там впятером?

Как ругаются страшно, дерутся…) ^{48}

Чуешь? – Русью, дымком, портвешком ^{49},

ветеранами трех революций ^{50}.

И еще – леденцом-петушком! ^{51}

Пахнет танцами в клубе совхозном

(ох, напрасно пришли мы сюда!) ^{52},

клейкой клятвой листвы, туберозной

пахнет горечью ^{53}, и никогда,

навсегда – канифолью и пухом,

шубой, Шубертом… Ну, задолбал! ^{54}

Пиром духа, пацан, пиром духа,

как Некрасов В. Н. написал! ^{55}

Пахнет МХАТом и пахнет бытовкой ^{56},

люберецким дурным кулаком ^{57},

Елисеевским и Третьяковкой ^{58},

Русью пахнет, судьбою, говном ^{59}.

Черным кофе двойным в ЦДЛе.

– Врешь ты все! – Ну, какао в кафе… ^{60}

И урлой, и сырою шинелью

в полночь на гарнизонной губе ^{61}.

Хлорпикрином, заманом, зарином ^{62},

гуталином на тяжкой кирзе ^{63},

и родимой землею, и глиной,

и судьбой ^{64}, и пирожным безе ^{65}.

Чуешь, чуешь, чем пахнет? – Конечно!

Чую, нюхаю – псиной и сном ^{66},

сном мертвецким, похмельем кромешным ^{67},

мутноватым грудным молоком! ^{68}

Пахнет жареным, пахнет горелым ^{69},

аллергеном – греха не таи!

Пахнет дело мое, пахнет тело ^{70},

пахнут слезы, Людмила, мои ^{71}.

Спой же песню мне, Глеб Кржижановский!

Я сквозь слезы тебе подпою ^{74},

подскулю тебе волком тамбовским

на краю, на родимом краю! ^{75}

На краю, за фабричной заставой

силы черные злобно гнетут.

Спой мне песню, парнишка кудрявый,

нас ведь судьбы безвестные ждут ^{76}.

Это есть наш последний, конечно,

и единственный, видимо, бой ^{77}.

Цепи сбрасывай, друг мой сердешный ^{78},

марш навстречу заре золотой! ^{79}

Чтоб конфетки-бараночки каждый

ел от пуза под крышей дворца —

местью правой, священною жаждой

немудрящие пышут сердца ^{80}.

Смерть суровая злобным тиранам,

и жандармам, и лживым попам,

юнкерам, гимназисткам румяным,

толстым дачникам и буржуя́м! ^{81}

Эх, заря без конца и без края,

без конца и без края мечта!