Эдуард Сероусов
NFT: Невероятно Фальшивый Тип
ЧАСТЬ I: СОЗДАНИЕ
Глава 1: Провал
Воздух в аукционном зале Cristie's был пропитан запахом денег, духов за тысячу евро флакон и страха. Страха упустить, проебать, не успеть. Три базовые эмоции современного арт-рынка. Я сидел в пятом ряду, потягивая минералку, и наблюдал за этим театром абсурда, где главными героями выступали не художники, а их ценники.
– Лот номер семнадцать, – объявил аукционист с таким видом, будто представлял публике второе пришествие. – Коллекция «Reflection Distortion» неизвестного автора под псевдонимом X-7. Двадцать уникальных NFT с цифровыми изображениями искаженных отражений урбанистических пейзажей. Стартовая цена – сто тысяч долларов.
Я усмехнулся. Сто тысяч за набор пикселей, которые даже потрогать нельзя. Десять лет назад такое предложение сочли бы шуткой или признаком психического расстройства. Сейчас это повседневность.
На экране появились абстрактные изображения – разноцветные пятна, геометрические формы, что-то среднее между работами позднего Кандинского и глюками видеокарты. Я не увидел ничего особенного, но люди вокруг уже начали поднимать таблички с номерами.
– Сто двадцать тысяч. Сто пятьдесят. Двести тысяч от участника под номером сорок два…
Аукционист объявлял новые суммы с нарастающим энтузиазмом. Его голос поднимался все выше, словно приближаясь к оргазму. Толпа богатых зрителей следила за этим финансовым стриптизом с жадным возбуждением. Некоторые зажали в руках таблички с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Особенно усердствовал какой-то мудак в красном пиджаке от Tom Ford и с часами стоимостью с трехкомнатную квартиру в центре Москвы.
– Пятьсот тысяч! Шестьсот! Семьсот пятьдесят тысяч долларов!
Суммы росли, как опухоль в последней стадии рака. Быстро, неотвратимо, разрушительно. Я сидел и думал – какой же это все пиздец. Коллекция абстрактных картинок от анонимного автора, о котором никто ничего не знает, взлетает до стратосферы за считанные минуты. А я, с пятнадцатилетним опытом работы на арт-рынке, дипломом Строгановки и связями по всей Москве, еле наскребаю на аренду студии.
– Один миллион долларов! – торжественно объявил аукционист, и зал взорвался аплодисментами.
Один. Сука. Миллион. За цифровые картинки от анонима.
Мне стало душно. Я ослабил узел галстука и сделал глубокий вдох. Красный пиджак триумфально вскинул руки, принимая поздравления от соседей. Продавец, тощий парень лет двадцати пяти с узкой бородкой и в очках с прозрачной оправой, скромно улыбался в углу зала. Никто, блядь, абсолютное никто с дебютной коллекцией – и сразу миллион баксов.
Я вышел из зала до окончания аукциона. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Глеба Рогозина, владельца галереи «RogoArt», в которой я иногда подрабатывал консультантом: «Ну как там? Купил что-нибудь интересненькое для галереи? LOL».
Мудак. Знает же, что я прихожу на такие мероприятия просто поглазеть. Максимум, что я мог себе позволить – это приобрести каталог аукциона за пятьдесят евро, да и то – психанув и решив пропустить ужин.
Я проигнорировал сообщение и вышел на улицу. Сентябрьский вечер был прохладным, но мне нужен был этот свежий воздух. Чтобы проветрить мозги от запаха денег, которые проплывали мимо меня, как косяк рыб мимо голодного рыбака без удочки.
Метро встретило меня обычной вечерней толкотней. Я протиснулся в вагон и ухватился за поручень, отстраненно рассматривая пассажиров – уставших, серых, с потухшими глазами. Обычные люди, живущие обычной жизнью. Для них NFT звучит как название новой болезни или какого-нибудь удобрения.
Контраст между миром аукциона, где миллион долларов улетает за пару минут, и этим вагоном метро, где люди считают копейки до зарплаты, был настолько разителен, что меня затошнило. Или это была просто зависть? Честно говоря, я уже не различал.
Смартфон снова завибрировал. На этот раз звонила сестра.
– Привет, Софа, – ответил я, прикрывая второе ухо ладонью, чтобы слышать ее сквозь грохот метро.
– Марк, ты помнишь, что обещал перевести деньги за квартиру? – без предисловий начала она. – Завтра последний срок, а на счету всего половина суммы.
– Помню, конечно, – я потер переносицу. – Слушай, там небольшая задержка с оплатой от клиента. Обещают перевести в понедельник. Можешь одолжить до начала недели? Я верну с процентами.
На том конце повисла пауза. Я знал, о чем думает Софья. О том, что это уже третий раз за последние два месяца. О том, что «небольшая задержка с оплатой» – это моя стандартная отмазка. О том, что она устала быть моим банкоматом.
– Ладно, – наконец, сказала она. – Но это в последний раз, Марк. Я серьезно. У меня самой не мед.
– Ты лучшая сестра в мире, – с облегчением выдохнул я. – Клянусь, в понедельник все верну.
– Угу, – без энтузиазма отозвалась она. – Кстати, как прошел аукцион?
– Как обычно. Очередной никто продал набор пикселей за миллион баксов.
– Оу. Ты в порядке?
– В полном, – соврал я. – Просто немного устал от этого цирка.
– Может, тебе стоит попробовать что-то новое? – осторожно предложила Софья. – Ты ведь сам неплохо рисуешь. Может, вернешься к собственному творчеству?
Я горько усмехнулся. Моя сестра, при всей ее проницательности, иногда бывала невыносимо наивной.
– В мире десять тысяч таких, как я, Соф. Рынку не нужны еще одни «неплохие» работы. Ему нужны или шедевры, или хайп. У меня нет ни того, ни другого.
– Но ты даже не пытаешься…
– Слушай, давай не сейчас, ладно? – перебил я. – Мне выходить на следующей. Спасибо за помощь с деньгами. Люблю тебя.
Я отключился, не дожидаясь ответа, и протиснулся к дверям. Софья права – я действительно когда-то неплохо рисовал. Достаточно, чтобы поступить в Строгановку, но недостаточно, чтобы после нее стать кем-то значимым в мире искусства. Я быстро понял, что у меня есть вкус, насмотренность, понимание рынка, но нет той искры, которая отличает настоящего художника от просто человека с образованием. И сделал логичный выбор – перешел на сторону продавцов и консультантов. Ведь лучшие критики – это несостоявшиеся творцы, верно?
Но сегодняшний аукцион что-то всколыхнул во мне. Какую-то глубинную, иррациональную обиду. Несправедливость всей этой системы, где талант и опыт значат меньше, чем удачный маркетинговый ход, била под дых.
Моя квартира находилась в обшарпанной сталинке на окраине центра. Сорок метров, из которых половину занимала студия – мое рабочее место, где я консультировал клиентов, оценивал работы, иногда делал наброски, которые никому не показывал. Когда-то я мечтал о просторной мастерской с высокими потолками и северным светом. Теперь я довольствовался тесной комнатой с одним окном и видом на соседнюю многоэтажку.
Я скинул пиджак, налил себе виски и подошел к окну. В