Однажды я вернусь! - Татьяна Донская

— Ты можешь иметь всё, что захочешь, а не имеешь ничего! — Гадалка посмотрела на меня с укоризной и покачала головой.

— Твоя судьба очень яркая, цветная, тёмной и скучной делаешь ты её сама, как будто набрасываешь серую вуаль, — неторопливо и задумчиво продолжила она. — По праву рождения тебе предначертано быть на самой вершине. И если ты ещё не там, то виновата в этом сама. В тебе такие ценные энергии, которые не просто редко встречаются, а даются единицам.

Я поёрзала на стуле и с тоской взглянула на подругу. О чём говорит эта женщина, к которой Люська притащила меня чуть ли не под дулом пистолета? Сейчас мне интересен единственный вопрос, будут ли у нас серьёзные отношения с Китом, с Никитой Вересаевым? А я тут слушаю про судьбу, вуаль и какую-то вершину. Не этого я хотела, ой, не этого!

Пусть скажет, что Никитушка от меня без ума и разойдёмся с миром: она получит свою честно заработанную тысячу рублей, а я — спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Ибо в последнее время с этим у меня туговато. С тех пор, как наш центральный университет объединили с двумя областными филиалами, уверенность в светлом совместном с Китом будущем значительно пошатнулась. Толпа провинциалок, хлынувших в наш вуз, хороводом завертелась вокруг мужчины моей мечты, существенно остудив нашу едва начавшуюся тёплую дружбу. И несмотря на мои титанические усилия, она никак не желала перерастать в знойные романтические отношения.

А хотелось бы, и даже очень! Разве может девичье сердечко остаться равнодушным при взгляде на этого красавчика? Высокий, мускулистый, голубоглазый блондин свёл с ума почти всю женскую часть университета — от зелёных первокурсниц до умудрённых жизненным опытом, но ничуть при этом не раскаявшихся зрелых матрон.

Сказать, что я сильно удивилась, когда его внимание, как снежная лавина, обрушилось на меня, это ничего не сказать. Я была поражена: почему, как, чем я привлекла внимание университетской звезды? Злые языки утверждали, что отличным знанием сопромата, который Никите давался с трудом, но я была твёрдо уверена, что всё же моей прекрасной душой и богатым внутренним миром.

— Бывает ведь так, — уговаривала я себя, — что три года не видел, а на четвёртый вдруг рассмотрел.

— Не бывает! — беззлобно, но категорично вставляла свои «пять копеек» Люська. — Разуй глаза, он же никого, кроме себя, любить не способен, а вами только пользуется. А вы и рады стараться! Скачете перед ним на задних лапках. Тьфу ты, даже смотреть противно!

— Стоп! Кто это мы? — возмущённо пыхтела я. — Я его лучшая подруга. И только я! Попрошу это принять и запомнить, если ты не хочешь испортить со мной отношения!

По-видимому, Люська не хотела, так как хмурилась, саркастически кривила губы и, неопределённо махнув рукой, неизменно переводила тему на что-то другое. Я радовалась отсутствию у неё аргументов и продолжала верить в то, что светлый день, когда наши сердца сольются во взаимном экстазе, неизбежно наступит.

И надо же было ей притащить меня к этой тётке, которая, вместо того чтобы успокоить положительным ответом на волнующий вопрос, огорошила:

— Да зачем тебе этот молодой человек? Он искусный манипулятор, который добивается своего любой ценой. Он — никто! Пойми! Для тебя — никто. Не важно, будет ли он с тобою рядом, или нет. Он — всего лишь незначительный эпизод в твоей жизни. В любой момент может предать или подставить. — Гадалка задумчиво разложила карты в другом порядке. — Хотя, и жизнь твою с ног на голову перевернуть может…

Я насупилась и, отвернувшись, уставилась в окно. Всё понятно: эти двое сговорились доводить меня разной чепухой. Только плохо они знают Дарью Сыромятникову! Я не привыкла отступаться от того, что считаю своим. И от Никиты тоже не отступлюсь, что бы они мне ни старались тут втолковать. Дальнейшее гадание как-то не заладилось, вышло скомканным и скучным, практически не отложившись в моей голове.

Как только гадалка умолкла, я быстро вытащила деньги из сумочки, рваными нервными движениями правой руки подталкивая их по столу ближе к женщине, левой ухватила Люську под локоть и потянула к выходу, безостановочно приговаривая:

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! Дальше мы сами разберёмся!

Подруга пыталась упираться, но, не выдержав моего напора, сдалась и хмурясь поплелась за мной к двери.

— Спасибо, Алевтина Васильевна, — жалобно пискнула Люська за секунду до того, как за её спиной с треском захлопнулась дверь. Моими усилиями, между прочим. Должна же я была прекратить этот балаган!

Настроение было отвратительным. И что же они все взялись меня учить? Родители учат, педагоги учат… И Люська туда же! Предательница! Я, не оборачиваясь, спустилась на пролёт вниз и уселась на широкий и низкий подоконник. Подъезд был ухоженным и чистым, а вид из окна — чудесным. В другое время я бы с удовольствием полюбовалась городскими красотами, но не сегодня.

Внутри бурлил водоворот эмоций, и подруге лучше бы сейчас пройти мимо, как будто мы не знакомы. Но Люська не прониклась серьёзностью момента, потоптавшись пару минут рядом, вздохнула и тоже примостилась на подоконнике.

— Дашуль…

— Отстань!

— Ну, чего ты такая грустная? Расстроилась?

— Ещё бы! Не каждый день встречаешь таких бестолковых людей. Вы хотя бы маскировались как-то, а то вся ваша хитрость белыми нитками шита и за триста метров видна.

— Какая хитрость? — насупилась подруга.

— Обыкновенная! Сколько ты ей заплатила, чтобы она несла эту ахинею?

Внутри прозвенел тревожный звоночек, предупреждающий о том, что надо бы остановиться и успокоить разбушевавшиеся эмоции, но куда там! Я уже сдалась им в плен и теперь, пока не выплесну всё, не утихомирюсь.

— Даш, ты реально думаешь, что я с ней договорилась? И как тебе такое в голову пришло? — тоже с пол-оборота завелась подруга.

А что, она у меня не слабая! Другая бы и недели со мной не выдержала, а эта уже четвёртый год дружит. И хоть бы хны! Ни громы её мои не берут, ни молнии.

Немного поговорив на повышенных тонах, мы притихли