Бывшие. Без права выбора - Мия Герц

– Мамуля, ты плачешь? – голос дочки вывел меня из оцепенения.

– Нет, родная, просто в глаз попало, – я вытерла ладонью предательскую влагу с лица и заставила себя улыбнуться.

Лика тут же просияла и принялась взахлёб рассказывать про танец, который они учили сегодня в детском саду. Она что-то показывала руками, вставая на цыпочки, а я чувствовала, как с каждой секундой тяжелеет камень у меня на душе.

Дочка продолжала танцевать, а я вдруг ясно увидела в ней его черты. Не просто общие, нет. Это было его упрямое выражение губ, его прямой, пронизывающий взгляд и тот самый азарт в глазах. Максим.

Её отец. Мой бывший муж, который одним своим поступком шесть лет назад перечеркнул всё: нашу любовь, наши клятвы... и будущее, в котором мы были бы счастливой семьёй. Он смотрел на меня с её лица, и в горле встал горький ком. Он не просто разбил мне сердце. Он украл у нашей дочки отца, а у меня веру в то, что кому-то можно доверять.

Я резко отвернулась, словно от яркого пламени. Шесть лет я запрещала себе эти воспоминания, хоронила их под слоем повседневных забот, взращивая обиду как броню. А сейчас, в своём самом слабом и отчаянном моменте, я позволила им вернуться.

Мысль возникла сама собой, ясная, неумолимая и горькая, как полынь. Человек, разрушивший мою веру в любовь. Человек, перед которым я клялась никогда не унижаться, теперь единственный, кто мог спасти папу.

Ирония судьбы была подобна пощёчине. Просить его – значило переступить через всё, что осталось от той гордой девушки, которой я была. Но не просить – значило позволить отцу умереть. Гордость? Её не осталось. Её растоптали десять дней, отделяющих папу от смерти.

Передо мной поплыл туманный образ, и я словно заново услышала тот самый звонок, перевернувший всё.

– Соня... Анализы из федерального центра наконец-то пришли. У папы... подтвердилась болезнь Фабри, – мама замолчала, словно собираясь с мыслями. – Врач сказал, что те симптомы, что мучили его все эти годы, всё от неё. А теперь... теперь поражение сердца и почек. Без срочной терапии через две недели почки отца будет уже невозможно спасти.

Моё собственное сердце сжалось в ледяной ком.

– Мамуль, не паникуй, – выдавила я, и мои слова прозвучали фальшиво даже в моих ушах. – Они же должны были предложить какие-то варианты? Клинические исследования, что-то...

– Вариант один. В Германии, в Майнце, готовы взять его на агрессивную схему лечения. Но им нужна стабильная работа сердца, а оно, Сонь, тоже на грани и может не выдержать. У него каждый день на счету. Понимаешь?

От её последних слов по коже побежали мурашки.

– Значит, мы сделаем всё возможное, соберём деньги… – начала я, уже мысленно листая список контактов, представляя, кому можно написать.

– Соня, ты не понимаешь, – голос матери снова дрогнул, но на этот раз от безнадёжности. – Даже если мы с тобой продадим обе наши квартиры, мы не наберём и половины. Там речь о другом порядке цифр.

– Можно же взять кредит, обратиться в благотворительные фонды! Мама, нет безвыходных ситуаций! – я почти кричала в трубку, прижимая её к уху так, что оно начало болеть.

– Кредит? Я на пенсии, – её ответ прозвучал горько. – А у тебя ИП. Тебе ни один банк не даст и десятой доли без залога. Благотворительность? Я обзвонила все фонды – везде очередь на месяцы вперёд.

В трубке повисла тишина, густая и беспросветная. Меня всё больше накрывала волна отчаяния, леденящая и беспощадная. В груди похолодело и опустошённо сжалось, словно из меня вынули последнюю надежду.

– У нас нет этих месяцев! – снова заговорила мама, и её голос сорвался. – У нас есть только десять дней…

Её голос оборвался, а вместе с ним рассеялся и туманный образ. Я подняла взгляд и посмотрела на циферблат часов, стрелка которого неумолимо отсчитывала последние дни жизни моего отца. Не давая себе опомниться, я сорвалась с дивана. Резкость моего движения заставила Лику вздрогнуть.

– Солнышко, маме срочно нужно уйти. Посидишь с тётей Мариной, хорошо?

Лика не просто обрадовалась, она обрадовалась так, как может радоваться только пятилетний ребёнок, у которого отменяются скучные вечерние ритуалы и начинается маленькое приключение. Она громко захлопала в ладоши. Для неё тётя Марина была доброй волшебницей, пахнущей пирогами.

– Соседи должны помогать друг другу, – твёрдо повторяла она. – Тем более, с Ликой сидеть – одно удовольствие.

Своих детей у неё не было, и в нашей семье она нашла ту отдушину, которой ей так не хватало. Словно само провидение поселило её за стеной, чтобы в самый тёмный час у меня была опора.

Мысль, что Лика будет в тепле и безопасности, была единственным лучом света. Я поймала на себе её ясный, доверчивый взгляд и почувствовала острое жгучее чувство вины. Я шла к человеку, которого все эти годы скрывала от неё. К её отцу. И впервые за всю жизнь мне пришлось задаться вопросом: была ли я вправе лишать её его, даже если он этого заслужил?

Переодевшись, мы с дочкой позвонили в соседнюю квартиру.

– Софьюшка? Что случилось? – соседка взволнованно перевела взгляд с меня на Лику.

– Тёть Марин, выручайте! Чрезвычайная ситуация! Мне на полтора часа, я умоляю!

Тётя Марина сразу же стала серьёзной.

– Конечно, родная! Иди, не волнуйся. Мы с Ликушей что-нибудь вкусное испечём, – она взяла за руку девочку, которая уже радостно тянулась к ней. – Иди, решай свои дела.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я и практически побежала к лифту.

Я несколько раз пролетела на красный свет, отчего мне вслед неслись пронзительные гудки, но мне было не до этого, я должна была успеть до закрытия.

Вот только настоящее безумие началось у входа в сияющую башню «Меркурий». Роскошный вестибюль был почти пуст, часы показывали без пяти восемь.

– Смирнов, – выдохнула я охраннику за стойкой. – Мне к Максиму Александровичу Смирнову, срочно!

– Запись? – он лениво поднял на меня глаза.

– Умоляю вас, это вопрос жизни и смерти! Позвоните ему, скажите, что Соня...

– Таких Сонь тут каждый день по десять штук приходит, –