Эдмонд Гамильтон
ПОВЕЛИТЕЛИ УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ

ПОВЕЛИТЕЛИ УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ
ГЛАВА I
ТЕМНОТА ВОЗРАСТАЛА, затапливая его сознание, а ночные звуки джунглей напротив, стихли, оставшись где-то далеко позади, так же, как и запах древесного дыма и неудобство парусинового кресла. Он привлек темноту и втянул ее в себя. Он еще помнил, как это делается. Мрак накатывал на его сознание маленькими тихими волнами, которые постепенно увеличивались, набухали и, в конце концов, унесли его прочь, а затем…
«Отпусти! — запела очень глубокая Тьма. — Отпусти и падай. По ту сторону есть свет…»
Но он не мог отпустить ее, потому что теперь грубый и настойчивый голос, зовущий его по имени, буквально разрушал видение:
— Эд! Эд Мартин! Что с тобой такое?
Мартин испуганно вскочил, обливаясь внезапно накатившим на него потом, и довольно больно ударился о край стола. Тяжело дыша, с открытыми, но невидящими и затуманенными той внутренней тенью, которую ему почти удалось вызвать, глазами он обеими руками вцепился в «обидчика».
— Эд, что за чертовщина! — раздался рядом громкий голос Фарриса.
Эдвард Мартин очень медленно повернул голову. Он увидел горящую лампу и тропический лунный свет, который лился сквозь москитную сетку, висящую на открытой двери. Но даже несмотря на этот свет, интерьер хижины все равно казался тусклым, затемненным и как-то странно отдаленным.
— Я спал, — запинаясь, промямлил Эд. — Вот и все.
— Нет, — возразил его помощник Фаррис. — Нет, ты не спал. В твоем лице было что-то другое, я не знаю, что…
Мартин не стал спорить. Он просто сел, чувствуя сильную слабость и глубокое потрясение.
Прошло уже много времени с тех пор, как он пытался сделать это в последний раз. И вот теперь быть прерванным, вырванным назад… Досадно! Ему было неприятно смотреть на Фарриса, и его взгляд упал на разложенные на столе бумаги — законченный только вчера мучительный перевод символов майя со стелы, которую они раскопали — самой потрясающей находки за всю экспедицию. Именно эта до безумия загадочная надпись, в конце концов, заставила его нарушить свое былое решение и еще раз попробовать то, что он пытался сделать когда-то давно.
Вся цивилизация Майя, все ее некогда могучие, а теперь разрушенные каменные города, руины которых лежали тут и там в джунглях Гватемалы, были белым пятном в истории. Но эта новообретенная надпись, эти таинственные упоминания о «повелителях утренней звезды, которые научили мудрости наших отцов» — все это настолько обострило загадку, что Эд больше не мог мучиться неизвестностью и снова ступил на дорогу, от которой давным-давно решил отказаться.
Мартин поднял глаза и прочитал на простоватом лице Фарриса и удивление, и сомнение, и легкую оторопь. И тут он отчетливо понял, что не сможет так просто отделаться от своего коллеги- археолога пространными объяснениями.
— Ты выглядел так, будто бы находился под каким-то видом самогипноза, — снова заговорил Фаррис. — Не знаю, как объяснить…
Эд рассмеялся, но не добродушно, а каким-то неприятным и даже злорадным смехом.
— Хорошо, — сказал он затем уже более серьезным тоном. — Я расскажу тебе. Я уже говорил паре человек раньше, но они не поверили. Думаю, и ты не поверишь.
Фаррис в выжидающе смотрел на своего коллегу.
— Как ты думаешь, возможно ли, чтобы разум покидал тело? — резко спросил его Мартин.
— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под разумом.
— Я имею в виду ту неуловимую связь, видимо, электрических сил, называемую, за неимением лучшего термина, сознанием, — начал объяснять его товарищ.
Фаррис посмотрел на него встревоженным взглядом.
— Я мало что знаю обо всей этой новой парапсихологии. К чему ты клонишь, Эд?
Мартин отвернулся и взглянул на проникающий в дом лунный свет. Он чувствовал себя очень усталым и уже сожалел о своей попытке объяснить то, что ему самому не было до конца понятно, но отступать было поздно.
— Когда я был маленьким, я видел необычные сны, — продолжил он. — Мне казалось, что я проваливаюсь во тьму, а затем, короткое время, я уже мог смотреть не своими, а чужими глазами, принадлежащими кому-то другому. Иногда это длилось всего мгновение. Но то, что я видел, было очень странным и диковинным. Только позже, когда я начал много читать и изучать — не только историю — я обнаружил, что, скорее всего, тогда я видел события прошлого.
Он на мгновение задумался, но быстро заговорил снова:
— Тогда я еще думал, что это были всего лишь сны. Но то, что мне снилось, было слишком ярким, слишком реальным и аутентичным. Наконец, я начал понимать, что обладаю неким экстрасенсорным даром, наверное, талантом, а может быть слабостью, не знаю, чем именно. — Он поднял глаза на собеседника. — Вот почему я стал археологом. Проблески прошлого, которые у меня возникали, заставили меня захотеть узнать об этом как можно больше.
— Тебе казалось, что твой разум или сознание на мгновение перемещается из твоего тела в чье- то другое? — несколько небрежно спросил Фаррис.
— Да. Я так думал тогда и продолжаю думать так и сейчас, — уверенно сказал Эдвард. — Что-то освобождало меня, позволяло вернуться назад во времени, взглянуть на уже мертвые столетия глазами других людей. Я был гостем в чужом мозгу, мимолетным гостем, быстро приходящим и так же быстро уходящим. Но беда была в том, что я не мог оставаться там столько, сколько хотел, равно как и не мог выбрать, куда хочу пойти.
— Тибетцы утверждают, что некоторые из их монахов тоже могут делать что-то подобное, — заметил Фаррис. — Они называют это «стремлением вперед».
Его друг кивнул.
— Я читал об этом. Есть и другие традиции, но я не думаю, что такое встречается часто. Тут нужен необыкновенный, особый талант.
— Скажи мне, Эд, ты когда-нибудь обращался по этому поводу к психологу?
Мартин снова кивнул.
— Конечно, даже к нескольким. Я довольно подробно обсудил это с известным специалистом по психологическим исследованиям Кавендишем.
— И что он сказал?
Эд неопределенно пожал плечами.
— Он сказал, что это было либо наваждение, либо еще не изученный редкий дар, похожий на экстрасенсорику. И если это наваждение, то я не должен больше этим заниматься. А если это было на самом деле, то тогда я, тем более, не должен пробовать это снова.
— Я понимаю, о чем он. — Теперь Фаррис выглядел озабоченным. — Это опасно, Мартин. Мы не знаем, к чему это может