Как поцеловать кинозвезду - Дженни Проктор

Флинт

Я стою в магазине садовых товаров в одном из самых маленьких городков Северной Каролины и смотрю на корзину, доверху набитую поштучно упакованными сахарными печеньями, украшенными моим лицом.

Когда я мечтал стать известным актёром, вот такое развитие событий мне в голову не приходило.

Я беру одно печенье, замечая ценник, приклеенный к целлофану. Одно печенье — больше шести долларов? Печенье у Энн и правда вкусное, но чтобы на шесть с лишним долларов?

Со вздохом кидаю его на прилавок. Я рассчитывал, что большинство жителей Силвер-Крика проигнорируют новость о моём возвращении. Всё равно все здесь знали меня ещё сопливым пацаном.

Сами понимаете, если вы когда-нибудь высидели до конца одно из моих школьных шоу — а под шоу я имею в виду набор плохо выученных монологов и фальшивых песен Jonas Brothers — вы вполне вправе не впечатляться моей карьерой.

Флинт номинирован на «Оскар»? Да и чёрт с ним.

Он снялся во всех этих фильмах про Агента Двенадцать? Может быть. Но вы ведь помните, как он голышом нырял в пруд у пастбища Уилсонов?

Если бы всё зависело от меня, никто в этом городе вообще бы не упоминал мою карьеру.

Мне нужно что-то нормальное.

Я жажду обычной жизни.

И именно поэтому корзина с сахарными печеньями в виде моей физиономии так больно бьёт по нервам.

Я заправляю солнечные очки на голову и смотрю на полное надежды лицо Энн.

Энн Арни управляет магазином Silver Creek Feed 'n Seed столько, сколько я себя помню. Прошло много лет с нашей последней встречи, но она почти не изменилась. Разве что волосы поседели, да лицо стало чуть более усталым. А в глазах по-прежнему сверкает тот самый огонёк.

— Ну как тебе? — спрашивает она. — Сегодня утром я уже четыре штуки продала.

Как ни странно, продавать печенье рядом с кормом для птиц и перчатками для сада — дело здесь обычное. Сахарные печенья от Энн знамениты в Силвер-Крике, и она всегда делает их под ближайший праздник или сезон. По крайней мере, так было, когда я был ребёнком. Но кажется, впервые вижу, чтобы она украсила печенье чьим-то лицом… если, конечно, не считать Санта-Клауса.

Наверное, я должен чувствовать себя польщённым. И, может, какая-то часть меня так себя и чувствует. Но большая часть просто хочет остаться незаметной.

Я ловлю искренний взгляд Энн и понимаю, как сильно ей хочется, чтобы я оценил её старания.

— Отлично получилось, Энн. Портрет — как с фотографии.

— Я как раз ту и взяла, с обложки журнала People, — говорит она, прочищая горло и склоняясь ко мне через прилавок. — Там, где тебя назвали… самым сексуальным мужчиной в мире.

Последние слова она произносит шёпотом, будто стесняется сказать их вслух.

Позади меня кашляет какой-то пожилой мужчина в джинсовом комбинезоне — на вид точно не поклонник журнала People.

— Знаешь что, — говорю я Энн, доставая бумажник, — я куплю все эти печенья.

Её брови взлетают вверх.

— Все? У меня ещё три дюжины на складе. Продаю по шесть пятьдесят за штуку.

Я стараюсь не поморщиться, прикидывая в уме сумму, но лучше я сам их куплю, чем позволю этим портретным печенькам напоминать каждому, кто пришёл за лопатой, что Флинт Хоторн вернулся домой.

— Какая бы цена ни была — всё устраивает. Беру всё. И вот ещё корм для птиц плюс двадцать мешков чёрной мульчи, что у тебя снаружи.

Она сканирует корм и кидает его в пакет, потом уходит в подсобку и возвращается с бумажным пакетом, в котором, я уверен, лежат упакованные печенья.

— Полагаю, ты хочешь не привлекать к себе внимания, — говорит она, протягивая мне пакеты с какой-то ноткой сожаления.

Я отвечаю лёгкой улыбкой, передавая ей кредитку и задерживая взгляд достаточно долго, чтобы на её щеках появилась лёгкая краска.

— А может, я просто знаю, кто печёт лучшие сахарные печенья к западу от Миссисипи.

Она смущённо улыбается.

— Перестань, Флинт Хоторн. Не начинай. — Она легонько хлопает меня по руке и берёт карту, в глазах снова блеск. — Подожди, ещё кое-что.

Она выходит из-за прилавка и направляется к холодильнику у двери. Открывает его и достаёт бутылку Cheerwine в стеклянной таре.

— За старое.

Когда мне было девять, Энн поймала меня за попыткой украсть бутылку Cheerwine из этого самого холодильника. Она отчитала меня на целый час — говорила про честь фамилии Хоторн, про то, кем я хочу быть, и про то, что за всё надо платить трудом, а не красть.

Меня посадили в подсобке, пока не приехал отец. А потом я подметал весь магазин, чтобы загладить свою наглость и избалованность.

В следующий раз, когда я пришёл в магазин, Энн предложила: если я захочу газировку, могу просто подмести и мне не придётся воровать.

Я беру ледяную бутылку и откручиваю крышку.

— Лет десять такую не пил.

— А в Калифорнии их не продают?

— Увы, нет.

— Вот и хорошо, что ты вернулся домой, — говорит она, и её акцент становится ещё более южным.

По множеству причин, думаю я про себя. Делаю долгий глоток. На вкус — как детство. Жаркое лето, прохладные ручьи, охота на светлячков.

Я поднимаю бутылку в прощальном жесте, и Энн широко улыбается.

— Береги себя, ладно?

Снаружи, в жарком солнце конца лета, я особенно рад, что в руках у меня прохладный напиток. Я стараюсь не думать о том, как отреагировал бы мой тренер, если бы увидел, что я пью. Не говоря уже о сорока с лишним печеньях, которые я наверняка съем в одиночку.

Хотя толку от этого нравоучения было бы немного.

Есть время жить так, будто зарплата зависит от рельефа пресса. Шесть месяцев я провёл на съёмках в Коста-Рике, играя спасателя, который как минимум половину экранного времени ходит без рубашки. В контракте даже были отдельные пункты, касающиеся формы мышц и усилий по её поддержанию.

Но сейчас — не то время.

Сейчас? Сейчас — время есть печенье.

Я направляюсь к дальнему краю здания, где у парковки на поддонах сложены мешки с мульчей, землёй и удобрениями. Мой пикап уже стоит рядом — я специально так припарковался, чтобы не тащить мешки далеко.

Заворачиваю за угол и чуть не сталкиваюсь