Безнравственный - Джессика Марседо

МАКСИМУС

Я закатил глаза и помассировал виски, когда в этот роковой вторник в пять утра зазвонил мой мобильный. В моём положении люди часто звонили мне в неподходящее время, но я был бы рад, если бы это было судебное дело.

Я сделал глубокий вдох, спустил ноги с кровати и взял свой мобильный телефон с тумбочки.

— Да? — Пробормотал густым, слегка сонным голосом.

— Ваша честь, я прошу прощения за звонок в такое время, но у нас проблема.

Голос полицейского на другом конце провода был знаком.

— Что?

— Ваш сын арестован.

Я с трудом пытался сдержать ругательство.

— Опять?

— К сожалению. Мы ещё не предъявили ему обвинений из-за вас, но если ситуация будет продолжаться таким образом...

— Я уже еду, — пробормотал я, прежде чем повесить трубку.

Я встал, переоделся и сбрызнул лицо водой, прежде чем выйти из дома.

Я наивно полагал, что по достижении восемнадцати лет Леон выйдет из мятежной подростковой фазы и начнёт брать на себя ответственность, но, когда ему исполнился двадцать один год, мои надежды рухнули. Что бы я ни делал, мой сын продолжал попадать в неприятности. Вождение в нетрезвом виде, уничтожение общественной собственности, драки, все эти и другие причины заставляли меня часто выезжать в полицию.

Если бы я не происходил из богатой семьи, и если бы я не был одним из самых влиятельных судей по уголовным делам в Афинах, Леон наверняка был бы в тюрьме. Иногда я задавался вопросом, не единственный ли это способ преподать ему урок. После всего, что я предпринял за последние несколько лет, я чувствовал себя всё более и более близок к этому.

Я доехал до полицейского участка, припарковался у ворот и спустился вниз, поправляя галстук, чувствуя себя ужасно неловко. Первые лучи солнца появились на горизонте, и я думал о своих отношениях с сыном, которые, как я ни старался, казались всё более непоправимыми.

Как только я подошёл к подъезду, из него вышла девушка, не глядя перед собой, и врезалась в меня.

— Осторожно! — Рыкнул я от нетерпения.

— Простите...

Она подняла голову, посмотрела на меня слезящимися глазами и начала отчаянно рыдать.

— Мне очень жаль.

Я покачал головой, сбитый с толку, ничего ведь не случилось, чтобы девушка так плакала.

— С тобой всё в порядке?

— Да...

Движение её головы не отражало её слов. Именно тогда я увидел синяк на её лице.

— С тобой всё в порядке?

— Ничего страшного.

Она провела рукой по лицу, пытаясь скрыть синяк. Я несколько раз посмотрел на полицейский участок и молодую женщину, прежде чем действовать.

— Ты знаешь где готовят хороший кофе?

Она нахмурилась, внимательно посмотрев на меня удивлённая моим вопросом.

— Нет.

— Я знаю одно кафе в двух кварталах отсюда. Как насчёт того, чтобы мы посидели за чашкой, пока ты успокоишься и расскажешь мне, что произошло?

Часть меня возмущалась тем, что я не пошёл в полицейский участок и не вытащил Леона, но моя добродетельная сторона, развившаяся за годы работы судьёй, знала, что, если позволить ему проводить больше времени в камере, это может помочь ему увидеть неправильный выбор, который он сделал, пусть побудет в процессе осознания.

Леон был богатым молодым человеком, наделённым всеми возможностями, которые открывали деньги, но он упорно стремился всё испортить и принять наихудшие из возможных решений.

Кафе было простым, маленьким и несколько деревенским. Это определенно было не место встреч для туристов, и его клиентами, вероятно, были в основном местные жители и полицейские из соседнего полицейского участка. На тротуаре было расставлено несколько столов из тёмного дерева, и владелец только что открыл двери, когда мы сели за один из них.

Девушка передо мной была похожа на куклу, с очень черными волосами и зеленоватыми глазами. На вид ей было не больше двадцати, примерно столько же, сколько моему сыну. Возможно, она училась в университете. Я предположил, что она не туристка, потому что она прекрасно говорила по-гречески, и я не смог обнаружить никакого акцента, хотя мы мало разговаривали.

— Ты любишь эспрессо?

Она кивнула, и я заказал две чашки.

Греческий обычай требовал, чтобы мы часами сидели в кафе, но я даже не мог вспомнить, когда в последний раз это делал. Пять лет назад, когда умерла моя жена, моя жизнь превратилась в сумасшедшие американские горки, не оставляя мне времени ценить хорошее в жизни. Я сосредоточился на своей работе и воспитании сына, чего мне явно не удавалось.

— Что, чёрт возьми с тобой, случилось? — Настаивал я, снова заметив синяк на её нежном личике.

— Это было... это было... — заикалась она, взвешивая свои слова.

— Что?

— Я болтала с одним мужчиной в компании, и другой мужчина был не очень счастлив этому.

— Твой парень?

Она поспешила ответить:

— Бывший.

— Он плохо справляется с расставанием?

— Я так думаю, но, если честно, я не знаю могли бы мы считаться парой, поскольку у него были отношения с несколькими другими девушками.

— Он не выглядит хорошим парнем, с которым можно было бы обручиться.

Она кивнула, обхватила чашку тонкими пальчиками и отпила несколько глотков.

— Спасибо за кофе.

— Не за что.

Я вытащил одну из своих карточек и протянул ей. Возможно, мне не следовало этого делать, но это был совершенно импульсивный шаг. Наша встреча позволила мне чувствовать себя комфортно с кем-то, кто не входил в мою социальную сферу, хотя бы на несколько минут.

— Если тебе нужно будет с кем-нибудь поговорить.

— Максимус Кацарос... Вы судья?

Она была немного ошеломлена.

— В свободное время, — пошутил я, вызвав у него улыбку, на которую ответил.

— С удовольствием, господин Кацарос.

— Называй меня Максимус.

— Аглая...

— Приятно познакомиться, Аглая.

Я взял её за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, затем я встал, достал из бумажника купюру в двадцать евро и оставил её на столе, чтобы заплатить за кофе.

— Мне нужно идти.

Она кивнула, и мы попрощались, прежде чем я вернулся в полицейский участок. Я проверил время на своих наручных часах, и я просидел с ней почти пятьдесят минут. Когда я вошёл в полицейский участок, я прошёл через стойку регистрации, и полицейский сопроводил меня в камеры, расположенные сзади. В одной из них находился мой сын с пятью другими мужчинами. Кто-то из них должен был нести ответственность за травму Аглаи, но я не стал