Канира
Первый Выбор
Глава 1
Я помню тишину. Абсолютную, неповторимую всеобъемлющую тишину, которая была до Всего. До Жизни. Не пустоту в человеческом понимании — простое отсутствие звука — а нечто гораздо большее. Отсутствие времени, пространства, мысли. Даже понятия «до» не существовало, пока я не появился.
Первое, что я ощутил, был Свет. Не тот свет, что знают люди — отражение солнечных лучей или мерцание ламп. Мой Свет рождался изнутри, из самой сути моего бытия, из моей Сути. Я развернулся в существование, как распускается цветок, только мгновенно и вечно одновременно. Сознание хлынуло в меня потоком, и я стал. Я был рождён.
Михаил. Так Отец назвал меня в тот миг, когда моя суть обрела форму в пустоте. Его голос не звучал в ушах — у меня их тогда не было — но отпечатался в каждой частице моего существа. В самой сути. Импульс, пронизывающий меня насквозь. Любовь. Цель. Приказ.
*Создавай*
Я парил в бесконечности, осознавая себя впервые. Моё тело было из света, но не имело границ. Я мог быть размером с галактику или сжаться до размера атома — материя подчинялась моей воле, а не физическим законам. Руки у меня появились позже, когда понадобилось что-то лепить. Крылья выросли из потребности двигаться между реальностями. Лицо сформировалось, когда я захотел смотреть на свои творения.
Миллионы лет я провёл в одиночестве, изучая себя и пустоту вокруг. Время тогда текло не как река, а как океан — во всех направлениях сразу. Я мог вернуться к моменту своего создания или заглянуть в будущее, которого ещё не было. В далёкое будущее. Но чаще всего я просто существовал в настоящем, впитывая присутствие Отца. Слушая Его.
Его импульсы приходили нерегулярно. Иногда между ними проходили сотни тысяч лет, иногда несколько мгновений. Каждый импульс нёс указание, видение того, что должно быть создано. Я видел галактики в зародыше, звёзды, которые ещё не зажглись, планеты, кружащиеся вокруг ничего.
Первую звезду я создавал три дня. Собирал энергию из пустоты вокруг, сжимал её в точку, затем позволял расшириться. Водород воспламенился ядерным огнём, и в темноте вспыхнул первый маяк. Я смотрел на него, не отрываясь, чувствуя, как в груди разливается что-то новое. Гордость? Или просто радость от того, что пустота больше не абсолютна. Не знал.
Звёзды рождались легче с каждым разом. Я научился вытягивать материю из квантовых флуктуаций, заставлять частицы собираться в атомы, атомы — в молекулы. Газовые облака сталкивались под моим руководством, порождая звёздные ясли. Я лепил созвездия, как скульптор лепит из глины, выстраивая узоры, которые казались мне красивыми.
Каждая галактика была симфонией. Спиральные рукава кружились в космическом танце, звёзды пели на частотах, которые не слышал никто, кроме меня. Я дирижировал этим хором миллиардов лет, настраивая гравитационные поля, корректируя орбиты, следя за тем, чтобы ничто не нарушило гармонию.
Создавал Миры.
Но в этой гармонии было что-то пустое. Я создавал красоту для кого? Отец видел всё, но никогда не комментировал. Лишь говорил, что делать. Импульсы продолжали приходить — создай это, измени то, — но похвалы не было. Или порицания. Только указания.
Серебряный Город возник из моей потребности в доме. После миллионов лет скитания по пустоте я захотел место, где мог бы остановиться, подумать. Просто быть. Я выбрал точку между реальностями, выше всех, где пространство было наиболее стабильным, и начал строить.
Стены я ткал из чистого света, но придал ему плотность серебра. Металл казался мне благородным — не такой холодный, как сталь, не такой мягкий, как золото. Серебро отражало, но не слепило. В нём можно было видеть себя, не теряясь в отражении.
Первая башня выросла за столетие. Я поднимал её камень за камнем, каждый из которых был размером с небоскрёб. Камни были не из материи — из застывшего света, пропитанного моей волей. Они держались не на цементе, а на намерении. Разрушить такую стену мог только тот, кто превосходил меня в силе.
Башня устремилась в небеса, которых не было. Её шпиль пронзил реальность, создав дыру между измерениями. Я смотрел на неё и понимал, что это только начало. Городу нужны были улицы, площади, залы для собраний, которых пока не будет. Но я строил на будущее.
Вторая башня заняла пятьдесят лет — я набирался опыта. Третья выросла за десятилетие. Скоро вокруг меня возвышался лес из серебряных шпилей, каждый уникальный по форме, но гармонично сочетающийся с остальными. Между ними протянулись мосты из затвердевшего воздуха — прозрачные, но прочные.
Дворец я строил дольше всего. Тысячу лет ушло только на планирование. Он должен был стать сердцем города, местом, где присутствие Отца ощущалось сильнее всего. Главный зал я сделал размером с континент, его потолок терялся в облаках, которые сами были частью архитектуры. Пол выложил плитами из кристаллизованного времени — они показывали не отражение, а прошлое каждого, кто на них ступал.
Трон Отца установил в центре зала. Не потому, что Ему нужно было место для сидения — Отец мог быть везде и нигде одновременно — но потому, что мне нужна была точка фокуса. Место, куда можно было смотреть, обращаясь к Нему. Трон выточил из единого кристалла света, такого яркого, что смотреть на него было трудно даже мне.
Годы складывались в века, века в тысячелетия. Я ходил по пустым улицам своего города, слушая эхо шагов. Мои ноги касались серебряной мостовой бесшумно, но звук рождался в самом пространстве, отзывающемся на моё присутствие. Эхо гуляло между башнями, отражалось от стен, создавало музыку. Музыку одиночество.
Иногда я останавливался посреди площади и кричал — просто чтобы услышать голос. Мой крик разносился по городу, обращался в песню, затем таял в вышине. Никто не отвечал. Отец молчал чаще, чем говорил.
В такие моменты я задавался вопросами, которые не смел озвучить. Зачем Отец создал меня одного? Почему не дал мне компаньона сразу? Может быть, Он хотел проверить мою преданность? Или это был урок терпения?
Вопросы растворялись, когда приходил очередной импульс. Отец посылал видение новой галактики или приказывал исправить ошибку в расположении звёзд. Я отправлялся выполнять задание, благодарный за возможность служить, но одиночество возвращалось, как только работа была завершена.
Люцифер появился