В тексте Иртеньева внутренней мотивацией залогового сдвига начинаются читать вместо начинают читаться является нормативный пассивный рефлексив берутся. Если и в пределах нормы выдвижение семантического объекта в позицию синтаксического субъекта всегда повышает ранг этого объекта, то в такой аномальной конструкции ранг актанта книги повышается значительно больше, приводя к олицетворению предмета.
В современной поэзии есть также примеры с транзитивацией пассива, что запрещено современной нормой: присоединение постфикса -ся к переходному глаголу обычно делает его непереходным:
Как тебе теперь карандаш грызется,
и от смысла много ли остается
на бумаге зряшной, безмозглой, спину
подставляющей всяческому кретину.
Но возможность транзитивации возвратного пассива все же не чужда русскому языку. Подводя итог большому специальному исследованию переходности, В. Б. Крысько пишет:
Итак, на протяжении русской языковой истории не было ни одного периода, когда интранзитивность являлась бы всеобщим, инвариантным свойством возвратных глаголов. <…> употребление В[инительного] П[адежа] при рефлексивах может быть определено как постоянный, хотя и достаточно маргинальный, компонент русской синтаксической системы. Меняются причины, обусловливающие присоединение аккузатива к различным возвратным глаголам, но неизменно сохраняется сама возможность такой сочетаемости (Крысько 2006: 412).
Виртуозная игра залогами представлена в поэзии Александра Левина:
Серенькая учица,
над столом склонённая,
пялится и телится,
мучится, но учится.
Срежется – расплачется,
свалит – успокоится,
пёрышком старается,
инженером хочется.
Инженер володенький,
узенький, серьёзенький,
сам весь положительный,
резус отрицательный.
Влюбится и женится,
тем это и кончится,
учицу хотимую
из общаги вызволит.
Умненькая учица,
над столом склонённая,
щурится, очкарица,
вредница-ехидница.
Получит «хор» – расстроится,
сдаст на пять и важничает.
учится, старается,
аспирантом хочется.
Аспирант хотеющий,
с мамой проживающий,
подавать надеющий,
многообещающий,
влюбится и женится,
тем это и кончится,
умненькую учицу
из общаги вызволит.
Сочетание серенькая учица отсылает к фольклорному символу серой утицы – невесты в свадебной лирике. В стихотворении наложение образов невесты и посредственной ученицы порождает каскад залоговых преобразований, синтезирующих активный залог глаголов с пассивным. Есть в этом стихотворении и другой персонаж: умненькая учица. Словосочетания инженером хочется, аспирантом хочется (безличные глаголы в эллиптических конструкциях) означают, что одна девушка хочет стать инженером, а другая – аспиранткой, но вместе с тем и свадебные образы, и другие элементы стихотворения указывают на то, что одна из них (серенькая) является предметом вожделения инженера, а другая (умненькая) – предметом вожделения аспиранта (в этом случае глаголы оказываются пассивными).
Аномальность сочетаний инженером хочется, аспирантом хочется при интерпретации глаголов как пассивных [777] требует контекстуальной поддержки, и рефлексивы страдательного залога поддерживаются в стихотворении сочетаниями учицу хотимую и аспирант хотеющий. Синтезу разных залоговых значений глагола хочется способствуют полисемия творительного падежа и нормативное употребление слов мужского рода инженер, аспирант применительно к женщинам.
Контекстуальная двойственность грамматического значения глагола хочется соответствует в стихотворении двойственным устремлениям учениц: они хотят и образование получить, и замуж выйти за того, кто их из общаги вызволит [778].
Возвратность и обратное словообразование
В современной поэзии встречается немало текстов, в которых восстанавливается былая общность возвратного постфикса -ся и возвратного местоимения себя – вопреки ситуации в современном русском языке:
Необходимо отдавать себе отчет в том, что местоименное происхождение возвратной морфемы составляет лишь «факт биографии» возвратных глаголов как формального класса слов. Это значит, что данная подробность (отложившаяся в «генетической памяти» глагола в виде непереходности) составляет предмет исторического словообразования и не более того. <…> Семантическая дивергенция возвратных глаголов, их «отход» от значения производящей лексемы на практике проявляется и в том, что реальные контексты, как правило, не допускают замены возвратного глагола сочетанием «невозвратный глагол + себя», так же как и наоборот (Норман 2004: 397).
Историческая память слова позволяет поэтам не только оживлять этимологически обусловленную, но забытую образность, но и создавать новые смыслы. Так, например, в следующем тексте замена привычного сочетания жизнь продолжалась на сочетание жизнь продолжала себя приводит к олицетворению абстрактного существительного:
Как влажный румянец при слове любовь,
Скользил по лицу его взгляд голубой,
Пока он меня обижал.
И всей родословной мы сели в газон
И видели зарево, где горизонт,
Где всё не тушили пожар.
И жизнь продолжала себя .
При таком словоупотреблении жизнь оказывается отделенной от персонажей и от повествователя.
У Владимира Гандельсмана сочетание тянешь себя становится изобразительным благодаря утяжеленности сочетания по сравнению с нормативной словоформой тянешься:
В земле странствования отца своего
я шел, меня тогда предала
возлюбленная, ах, как она предала! —
так, что сгустился воздух в гниющее вещество.
Да, раскаленный, да, желтый, желтее желтка,
когда от глотка идешь до глотка
и что ни шаг —
тянешь себя, как навьюченный горем ишак.
И времени перед тобою – гора.
Гора.
Если в пределах нормы слово тянуться – языковая (стертая) метафора, то сочетание тянешь себя – метафора авторская, и весьма выразительная.
Реставрация местоимения из глагольного постфикса может приводить к столкновению омонимов:
«Я – это ты, Герострат, только в неправильном сне.
Пчёлам твоим это снится или ты себя просыпаешь —
разницы нет никакой; всё я закрою лицом,
ульи свои сохраняя!»
Я ничего не заметил.
Здесь наблюдается совмещение возвратного глагола просыпáться (‘выходить из состояния сна’) с пассивным глаголом просы́паться (‘оказываться просыпанным’).
Аномалия при употреблении местоимения себя особенно резко ощущается, когда преобразованию подвергается глагол, не соотносительный по возвратности-невозвратности (reflexiv tantum), который к тому же имеет неполную парадигму, а именно ограничение на грамматическое лицо:
ЦПКиО, втоскуюсь в звук, в цепочку —
кто – Кио? Куни? – крутят диски цифр —
в цепочку звука, в крошечную почву
консервной рыболовства банки «сайр» —
(мерещь себя, черемуха, впотьмах,
сирень, дворы собой переслади,
жизнь – это Бог, в растительных сетях
запутавшийся, к смерти по пути)
Во многих случаях поэты этимологизируют возвратные глаголы отделением постфикса -ся от производящей основы, реставрируя бывшее местоимение-энклитику. Иногда используются дополнительные графические способы выделения морфемы, например заглавная буква:
Землёвка – станция
я скатываюсь с насыпи
и в сон костёр бросаю Ся
прилюдно.
Когда производящая основа и постфикс помещаются в позицию поэтического переноса (enjambement), получается не только зрительный эффект разделения слова: ритмической структурой строк предусматривается пауза между производящей основой и постфиксом, преобразуемым в местоимение:
сказал