удел второй пусть предрешит Башмет.
Ты, Елифаз, и ты, Валдал, и ты здесь,
Блистательный Софар… К лицу ли блеск
Тем, кто ко мне пришед, не видит брезг
Во мраке сем, в каком пою? Стыдитесь!
Господь не разлучал с сияньем тьмы
Кощунственно, чтоб я чиниться стал
С Чиновником, когда, сошед с ума —
Не сладко помирать, но помирала —
В его лице история сама,
И помирала горько, в маете!
У Анри Волохонского встретилось и деепричастие обрев:
Струится вспять веселенький денек
Как дезертир из действующей рати
Вам нечего сказать ему в упрек
Он будет прав, когда ответит: «Хватит!»
Ни гранулы стесненья не обрев
Ни скрупула бессилья не утратив.
Весьма активны у современных поэтов архаичные варианты деепричастий на -а/-я от глаголов совершенного вида (типа уйдя, спрося). Они тоже отсылают к стилистике литературной классики. Согласно исследованию Л. Р. Абдулхаковой,
…формы С[овершенного] В[ида] на -в/-вши и -а(-я) в XIX веке не были противопоставлены друг другу, не отличались стилистически, что нашло отражение в свободном включении тех и других в произведения многих авторов. Вместе с тем нужно отметить различное отношение писателей к формам на -а(-я): одни используют их довольно широко (М. Ю. Лермонтов, С. Т. Аксаков, Ф. И. Тютчев и др.), другие ограничиваются лишь отдельными формами, которые часто имеют параллельные образования с суффиксом -в/-вши (Н. В. Гоголь, В. И. Даль, И. С. Тургенев, Н. Г. Гарин-Михайловский и др.), третьи вообще их не употребляют (В. Г. Белинский, Н. Добролюбов, К. М. Станюкович, Д. Н. Мамин-Сибиряк, А. П. Чехов и др.) (Абдулхакова 2007: 32).
Примеры таких деепричастий в современной поэзии:
О, как осення осень! Как
уходит вспять свою река!
Здесь он стоял. Ему коня
подводят. Он в коня садится
и скачет, тело удлиня…
Во всех садах осталось листьев
еще на два таких же дня.
Взамен подушки мягкого пера.
Взамен каштана под нечуйщий локоть.
Взамен воды, какую ты пила,
Еды, какую мне, рыдая, лопать.
Как уносимый пенсией пират,
Глаза сомкня, под парусовый лепет
Читает сна бесспорный копирайт,
Где однолики шея, рея, леер
Надоевши разумное сеять,
сев на землю, картуз протяня,
запоет Николай Алексеич
про себя, про тебя, по меня.
Эти словно и будто и как…
Но не сравнивай. Слышишь, живущий,
запустившийся в райские кущи,
отобьясь от собак-забияк.
Эти верно, наверное и
очевидно. Но что очевидно?
Что ни слуху не слышно, не видно
ни очам, ни очкам, ни-ни-ни…
Сохрани, и спаси, и помилуй
меня грешную, грешных нас.
В поле минном крапива с малиной
перед взрывом корнями сплелась.
Как заметишь среди ночи, между царственных светил,
пасть с зубами – не иначе это злобный Проходил.
<…>
Ты в постели спрячь кадило и кади исподтишка
возле пасти Проходила – с расстоянья в три вершка.
И когда он, сильно скуксясь, морду отвернёт свою,
ты плесни горячий уксус на его на чешую —
и почуешь: засмердело, словно квас перебродил, —
и не станет Проходила, и растает Проходил!
…А соседка, зубами стуча,
Тихим шагом в длину коридора
От такого брела разговора —
Ни советчика, ни врача
В белом платии помощи скорой.
И уже собралась она
Обратиться по месту прописки,
Как водичка из кошкиной миски
Ухмыльнулася, вспучась со дна,
И сказала: а шла бы ты на.
Побегите прочь вы, стихи, мелькая,
Как разносят крысы чумну заразу,
Чтобы приглянуться милому глазу,
Серый ли, карий.
Как ломают лыжи слетая с горки,
В поясе ломайтесь ему в угоду,
Не перекликайтесь и мне вдогонку:
Боле не буду
С вами я. В иную влезу обувку,
В личико иное лицо просуну,
Как бы домработница на прогулку,
Вымыв посуду.
Побегите прочь вы, мои, к поклону
Пясти растопыря и рты разиня:
Лакомой запиской, клочком картона
– В полной цветов корзине.
Она ушла и не простилась.
По небу плыли облака.
Слезой горючей обагрилась
его усатая щека.
Он для неё оставил маму,
и вот покинутый сидел,
и, подперя щеку руками,
он думу думал и худел.
Стржельчик жив ещё, внутри фамильи
своей весь в мыле проскоча,
бежит ли вдоль Фонтанки, «нон лашьяр ми…» ли
поёт, театр, сверкают очи,
он пьян, он диссидент, вон, вон
из Ленинграда, в Ленинграде
спектакль закончен, мост безумный разведён.
Вы раде?
Я призван этот клад зарыть,
точнее, молвить слово
во имя слова: ах, что станут говорить
Карнович-Валуа и Призван-Соколова?
* Примечание: в стихотворении упоминаются фамилии актёров, игравших в знаменитом «Горе от ума» Г. А. Товстоногова; цитаты, данные в основном без кавычек, соответствуют грибоедовской орфографии.
География не обещала беды:
Просто сеть крупнолистого леса,
Не считая приближенной слева воды,
Приповернутой кверху как линза.
(Перед сном босиком мы прошлися песком,
И собака хватала ее языком,
Забредая по брюхо и выше,
Ледяная и мокрая вроде леща.
Загремел я посудою, прополоща, —
И опять никого не увижу).
Куда девать вас, локти и плеча.
И хлеб