Фетида находилась в глубине моря, подле своего отца, старца Нерея, морского бога, она услыхала плач своего смертного сына. Словно облако, вышла она из моря, села возле Ахилла, ласково коснулась его рукой и спросила о причине его скорби:
— Дитя мое, почему ты плачешь? Что за печаль посетила твое сердце? Расскажи же, не тая, чтобы знали мы оба.
А затем она заплакала вместе с ним, со своим смертным сыном, ей хотелось бы видеть его счастливым в его жизни, дарованной ему судьбой лишь на короткий срок. Как раз в это время Зевс пребывал у эфиопов; эфиопы были благочестивым сказочным народом, и боги часто посещали его. Когда Зевс на двенадцатый день возвратился на Олимп, Фетида поднялась к нему. Она сослалась на свои старые заслуги: когда однажды боги восстали против Зевса и хотели связать его, только она осталась на его стороне, прислав на Олимп для защиты Зевса сторукого исполина Бриарея. Теперь Фетида села рядом с Зевсом, левой рукой обхватив его колени, правой же касаясь его подбородка; она попросила его, чтобы он отмстил за ее смертного сына, наделенного лишь короткой жизнью. Зевс недовольно выслушал ее: он боялся своей супруги Геры, которая постоянно бранила его за участливое отношение к троянцам. Но все-таки в знак согласия на просьбу Фетиды, чтобы троянцы до тех пор побеждали, пока Агамемнон не удовлетворит требования Ахиллеса, правитель мира шевельнул бровью.
Фетида возвратилась в море, а Зевс — в свой дворец. Все боги были в сборе и встали со своих мест, когда он вошел. Но Гера напала на него, ибо она видела, что к нему приходила среброхвостая Фетида, которой Зевс за ее спиной что-то обещал. Она беспокоилась за греков, но Зевс отверг вмешательство Геры. Их споры прекратили слова Гефеста: не хватало лишь того, чтобы дела смертных помешали пиру богов. Он убеждал свою мать помириться с Зевсом; ведь ему нельзя противиться. И он протянул кубок Гере. Наполнил нектаром он и кубки остальных богов. Неудержимый смех поднялся среди богов, когда они увидели, как Гефест, прихрамывая, ходил из одного конца палат в другой. Так пировали они целый день; Аполлон играл на лире, а музы, сменяя друг друга, пели прекрасными голосами.
Когда же зашло солнце, боги отправились отдыхать, каждый в свой дом, туда, где хромой бог-кузнец Гефест построил им с мастерским умением палаты. И Зевса посетил сладкий сон. Он заснул рядом со златотронной Герой.
Всю ночь спали спокойно боги и люди, но Зевса сон покинул. Думал он о том обещании, которое дал Фетиде. Наконец послал он Агамемнону сновидение, предвещающее беду.
Сновидение приняло образ Нестора и явилось в шатер Агамемнона; там спал вождь. Над ним разливался амбро-зийный сон. Стал призрак над головой Агамемнона:
— Ты спишь, сын Атрея, однако нельзя спать всю ночь мужу, который все решает, на которого столь сильно надеется народ и который за все отвечает. Ныне послушай меня, ибо я посланец Зевса, направленный к тебе. Издали он заботится о тебе. Он приказал, чтобы ты призвал к оружию кудреголовых ахейцев, и побыстрее, ибо ныне ты сможешь взять Трою. Желания олимпийцев уже не расходятся, так как мольба Геры уничтожила противоречия между ними…
Проснувшись, Агамемнон созвал вождей к кораблю Нестора, рассказал вождям о своем сне и призвал их к новому нападению на Трою. Те же решили прежде всего испытать волю народа к борьбе. Совет вождей разошелся. Было созвано народное собрание, и, когда все собрались, слово взял Агамемнон и заявил, что силы их истощены девятилетним сопротивлением троянцев. Он призывал народ сесть на корабли и возвратиться домой. Если они не взяли Трои до сих пор, то в будущем им и вовсе не удастся сделать это.
Греки, теперь уже огромная масса людей, не участвовавших в совете вождей, вняли словам Агамемнона. Собрание пришло в движение, словно взволновавшееся море. С криком ликования они ринулись к кораблям. Так, наверное, и отправились бы они домой, но Гера, испугавшись, поняла, что осуществляется желание Приама: греки возвращаются домой, оставляя аргосскую Елену среди троянцев. Она послала к грекам Афину, которая сразу нашла Одиссея. Тот моментально понял обстановку, сбросил свой плащ, быстро взял из рук Агамемнона царский скипетр и поспешил к народу. Если он встречал знатного воина, то мягкой речью разъяснял ему, что Агамемнон лишь испытывал их, а простых людей Одиссей принуждал к повиновению и к выдержке, избивая их скипетром. Лишь безобразный Терсит, самый презренный человек среди греков, стал возражать Одиссею, но Одиссей ударил его скипетром. Так Одиссей привлек всех на свою сторону: «Из всех достойных дел самое достойное дело Одиссея — это то, что он заставил замолчать крикуна-ругателя».
Чтобы восстановить порядок, Одиссей поднялся и приготовился сказать речь — сама богиня Афина в образе глашатая призвала народ к тишине, чтобы было слышно Одиссея. Одиссей обратил внимание собравшихся на прорицание, согласно которому взятие Трои обещано как раз к концу девятого года.
Народ снова преисполнился желанием продолжать борьбу. Вожди принесли жертвы. Бойцы уже собирались, земля гудела под их ногами, они заполнили поле на берегах реки Скамандр. И лишь люди Ахиллеса — мирмидоняне — не готовились к бою. Народ Микен привел с собой Агамемнон, спартанцев — Менелай, кефалленцев — жителей Итаки и окружающих ее островов — Одиссей, локров — Аякс, сын Оилея, саламинцев — Аякс, сын Теламона; Аякс в отсутствие Ахиллеса был самым храбрым героем среди греков. Жители Филаки следовали не за Протесилаем, а за другим вождем, ибо Протесилай, приведший их с родины, был покрыт уже черной землей: он первым высадился на берег и первым пал под Троей, оставив в Филаке свою молодую жену Лаодамию и недостроенный дом. Войском Филоктета предводительствовал Медон, побочный брат локридского Аякса; самого же Филоктета оставили по пути к Трое на острове Лемнос, так как полученная им рана распространяла невыносимое зловоние.
К троянцам Зевс направил Ириду. Те как раз в это время собрались на совет у Приама. Ирида появилась среди них в образе сына Приама, Полита, находившегося в дозоре. Она сообщила троянцам весть о том, что греки готовятся к бою. Услышав это, Гектор распустил совет, и троянцы взялись за оружие.
Поднимая огромную тучу пыли, приближались друг к другу враждебные войска. Троянцы подняли страшный шум, словно журавли, когда те нападают на низкорослый народ пигмеев («бодающих»). Ахейцы же продвигались вперед молчаливо, сохраняя достоинство. Во главе троянцев сражался Парис,