Дороти Ходжкин умела скрывать свой блестящий ум за милыми манерами. Поэтому она редко устрашала коллег-мужчин и взошла на скользкий научный олимп задолго до того, как им представился шанс столкнуть ее вниз. Как и Франклин, Ходжкин интерпретировала рентгенограммы с помощью сложных математических методов. Но, в отличие от Розалинд, она не была противницей умозрительного моделирования до составления искомой картины по экспериментальным данным. Тем не менее ей потребовалось несколько лет, чтобы выяснить строение относительно простого природного вещества – пенициллина, молекула которого состоит из 27 атомов. На более сложные органические соединения, в частности инсулин и витамин В12, в молекулах которых сотни атомов, ушло еще больше времени.
Новая теория Крика зародилась несколькими неделями раньше – вечером Дня всех святых. Макс Перуц только что получил письмо от чешского физика Владимира Ванда, работавшего в Университете Глазго, который предлагал объяснение дифракции рентгеновского излучения на спиральных молекулах {632}. Перуц передал его Крику, который сразу же нашел в рассуждениях Ванда изъяны. С письмом в руках он поднялся на третий этаж и постучал в дверь кабинета талантливого кристаллографа Уильяма Кокрана, родившегося и получившего образование в Шотландии. Хотя Кокран впрямую не участвовал в расшифровке структуры крупных биологических молекул, он был идеальным слушателем для Крика, с удовольствием развенчивая его сумасбродные идеи и дельно обсуждая обоснованные гипотезы. Они договорились разработать более эффективный математический аппарат, чем тот, что предлагал Ванд. Все утро Крик писал и стирал уравнения на исцарапанной грифельной доске, после чего с больной головой пошел перекусить в паб Eagle. Оттуда, чувствуя себя слегка не в своей тарелке, он в надежде дать отдых мозгам отправился в свою крохотную недорогую квартирку на верхнем этаже старинного дома на Бридж-стрит, почти напротив Сент-Джонз-колледжа {633}. Сидя у газового камина в тесной гостиной, он от нечего делать и взялся за исписанный уравнениями блокнот. Вскоре Крик нашел решение {634}.
К вечеру работу пришлось прекратить, потому что они с Одиль собирались сходить на дегустацию в винный магазин Matthew & Son на соседней Тринити-стрит. Уотсон утверждал, что приглашение на это мероприятие вдохновило Крика, поскольку означало, что он принят в хваленое кембриджское общество, в противовес недружелюбному отношению к нему в Кавендишской лаборатории {635}. Вечер, посвященный вину и сыру, оказался менее вкусным и веселым, чем ожидал Крик, и они рано ушли. По мнению Уотсона, дело было в отсутствии молодых женщин, поскольку там были в основном университетские преподаватели, поглощенные обсуждением обременительных административных вопросов {636}. Крик так не считал: «Для Джима характерно видеть такого рода вещи в каком-то ложном свете» {637}. Фрэнсис пробовал белые рейнские и мозельские вина урожая 1949 г., поданные мистером Мэтью {638}, довольно сдержанно, так что вернулся домой неожиданно трезвым. Он вновь устроился у камина и проверил свои выкладки {639}.
На следующее утро Крик явился в Кавендишскую лабораторию с ворохом уравнений и объявил Перуцу и Кендрю, что с помощью этих наработок можно предсказывать спиральную структуру белков. Через несколько минут пришел Кокран с собственными, более изящными уравнениями, описывающими то же. Сравнив α-спираль Полинга с дифракционными рентгенограммами белков, полученными Перуцем, они подтвердили свою новую теорию о спиральных структурах и модель Полинга. Крик и Кокран написали статью об этом и отправили в журнал Nature, что стало важным шагом в изучении спиральных молекул {640}. Зачастую, когда говорят о начале работы Крика в Кембридже, поминают его фанфаронство и мизерную пользу в лабораторной работе. Однако даже если бы он не сделал больше ничего, кроме математического описания дифракции на спиралях, то и тогда заслуживал бы научного признания. А Уотсон не отказал себе в удовольствии заметить: «На сей раз отсутствие женщин сопутствовало удаче» {641}.
Что же выяснил Крик в тот вечер? Как позднее объяснял Перуц репортеру The New Yorker Хорасу Джадсону, когда рентгеновские лучи падают на образец со спиральной структурой, на дифракционной рентгенограмме получается характерный рисунок, похожий на мальтийский крест. Угол между «рукавами» креста дает шаг спирали {642}. В направлении от центра снимка к периферии вдоль «рукавов» креста через некоторое расстояние пятна снова собираются и образуют два ромба. Чтобы получить такую картину, необходима определенная настройка рентгеновской установки и достаточно высокая разрешающая способность. Картина дифракции отражает реальные межатомные расстояния в молекуле {643}.
Не только Крик грезил спиралями. Летом 1951 г., вскоре после того как Алек Стоукс и Морис Уилкинс прочли статьи Полинга об α-спирали в белковых молекулах, они попытались рассчитать дифракцию на такой структуре. Стоукс определил функции Бесселя для дифракции на спирали, причем, по воспоминаниям Уилкинса, проделал эти расчеты на клочке бумаги, пока в течение часа ехал на поезде от своего дома в Уэлин-Гарден-Сити до Лондона. Увидев за окном рекламный плакат популярного морского курорта Бексхилл-он-Си, он решил назвать свое достижение «Морские волны в Бесселе» [52] {644}. С этой работой Стоукс выступил на коллоквиуме 21 ноября.
Примерно в то же время Франклин сосредоточилась на изучении двух форм ДНК: «сухой» кристаллической – формы А и «влажной» – формы В. Стоукс хорошо помнил представленную Франклин дифракционную рентгенограмму формы В и применил к ней свой расчет интенсивностей рефлексов. Оказалось, что они превосходно согласуются. Стоукс и Уилкинс, с трудом сдерживая обуревавший их восторг, ворвались в кабинет Франклин, чтобы поделиться этой важной новостью. Послушав их объяснения, она раздраженно оборвала: «Как вы посмели интерпретировать мои результаты?!» Тогда они обсудили свои выводы с Криком, но не опубликовали их, так что позже Стоуксу пришлось довольствоваться лишь благодарностью в статье Крика, напечатанной в Nature {645}.
За несколько месяцев до паломничества Крика и Уотсона в оксфордскую лабораторию Дороти Ходжкин ее посетила Розалинд Франклин со своими рентгенограммами ДНК. Ходжкин высоко оценила их. К сожалению, скоро между ними возникло недопонимание, которое, по мнению кристаллографа Джека Даница, работавшего в лаборатории Ходжкин, могло быть обусловлено тем, что Франклин, получившей образование в области физической химии неорганических соединений, недоставало свойственного Ходжкин глубокого понимания органической химии, важного для структурной интерпретации данных по ДНК {646}. Внимательно рассматривая привезенные Франклин снимки, Ходжкин заметила, что их превосходное качество позволяет уже по картине дифракции определить пространственную группу кристаллической решетки. Франклин согласилась и сообщила о трех возможных вариантах структуры, на что Ходжкин возразила, что два из них физически невозможны из-за гомохиральности сахарных остатков в ДНК. Розалинд не приняла в расчет, что все сахарные остатки в ДНК представлены одним оптическим изомером, а спирали, в состав которых они входят, закручены в правый винт. В двух из трех возможных структур, предложенных Франклин, должны были присутствовать оба оптических изомера, что не согласовывалось с ее данными {647}. Ходжкин сразу заметила ошибку, хотя и не работала с ДНК. Франклин ее проглядела.
Ходжкин и Франклин могли бы составить блестящий тандем наставницы и ученицы. Они обе закончили Ньюнем-колледж Кембриджского университета, испытывали трудности, работая в области знания, где господствовали мужчины, и страстно интересовались рентгеновской кристаллографией. Увы, теплым профессиональным отношениям не суждено было возникнуть. Даниц считал, хотя бездоказательно, что Розалинд устыдилась неполноты своих знаний биохимии и ее гордость сильно задело замечание Ходжкин. В 2018 г. Джеймс Уотсон прокомментировал это так: «Вероятно, Розалинд следовало бы сдружиться с хорошим кристаллографом… знающим теорию спиральных структур… Ходжкин быстро поняла, что она ничего не знает». Когда Уотсона попросили подробнее рассказать об этой встрече (на которой он не присутствовал), он сказал: «Я убежден, что Розалинд боялась встречаться с Дороти из-за ее репутации и хотела произвести впечатление… но проявила себя… недостойной даже находиться с ней в одной комнате» {648}. Остается лишь догадываться, было ли общение Франклин и Ходжкин омрачено реальным или кажущимся критическим отношением, конкуренцией или еще чем-то, например упорным стремлением Франклин выполнить всю работу по ДНК самостоятельно. Факт остается фактом: Франклин лишилась потенциального соратника, способного помочь ей впоследствии.
Как только Уотсон и Крик устроились в вагоне второго класса поезда на Оксфорд, Фрэнсис стал допытываться, о чем говорили накануне в Королевском колледже. Он уже был знаком с изысканиями Уилкинса и Стоукса, и ему было особенно интересно, что Джеймс вынес из доклада Франклин {649}. Однако едва