Он услышал вдалеке звон колокола, звучавший как насмешка над всем живым вокруг. Это прибавило ему уверенности, и он с удвоенной силой принялся карабкаться по холму. Его полицейская форма сплошь покрыта мутновато-рыжими каплями. Из-за налипшей грязи, он с трудом передвигал ноги. Наверняка, раньше был другой путь, ведущий к холму. К несчастью, ему об этом не известно.
— Шесть букв Джонни, — подбадривал он себя. — Всего каких-то чертовых шесть букв. — И ты найдешь ответы на все эти дурацкие вопросы.
Он уверен в этом.
И хотя на курсе криминалистики его учили не верить в предчувствие или интуицию, объясняя это неосознанным восприятием подсознательной информации, он все же старался не отвергать их. И с каждым футом пути, проделанным с большим трудом, Джонни никогда не считал себя достаточно способным физически, чтобы увлекаться спортом, и тяжелая одышка тому подтверждение.
Сейчас, он ощущал присутствие неведомой ему силы. Потусторонней силы. О которой говорил его отец. Она как быстро-разрастающаяся опухоль передалась ему, начиная поедать сознание. Ему казалось, что вместо того, чтобы взбираться, он скатывался все ниже и ниже. Он застрял в бесконечной гонке за высоту, а подтягиваясь на руках чуть выше испытывал ощущение того, что уже был здесь, таким повторяющимся и унылым выглядел его путь.
Но как только руки зацепились за неровные края верхушки холма, чувство растерянности тут же исчезло.
Джонни перекинул ногу через здоровенный валун и оседлал его, словно лошадь. Позади остался город, казавшийся несуразным. Это напомнило настольную игру «крестики-нолики». Дороги, пересекаясь между собой, образовывали клетки, из которых торчали дома. В этих клетках он прожил всю свою жизнь, не замечая, что для кого-то, он казался маленькой безобидной игрушкой. Которая вдруг стала интересоваться тем, что ей не положено.
Похоже ли это на заговор или все происходящее плод его воображения? Отец и вправду видел там, что-то такое из-за чего сломался и всю оставшуюся жизнь просуществовал, пытаясь избавиться от животного страха или он так прикрывал свою слабость? Вот что неимоверно терзало Джонни.
Ветер, пронесшийся с протяжным гулом по верхушки холма, сорвался с подножья и унесся вниз, туда, где начинались горы. За ними уже простиралась западная часть штата Невада.
Прямо перед ним начиналась территория лечебницы. Или как Джонни теперь ее называл коротко, дурдом.
Вместо старого ограждения, по всему периметру натянута высокая сетка из нержавеющей стали. Повсюду размещены предупредительные таблички, воспрещающие нахождение внутри периметра. Одна из табличек даже указывала на наличие мин, в чем Джонни сильно сомневался. До этого времени не было людей, кому было хоть немного дела, до заброшенного много лет назад здания. Да и навряд ли имелись любители испачкаться по уши в каше из глины и земли.
Вся территория внутри ограждения покрыта потрескавшимся от времени асфальтом. Тяжелое серое здание мрачно смотрело на Джонни. Высокие двери распахнуты настежь, из которых выглядывал мрачный темный коридор, а стены с выжженным от солнца позеленевшим кирпичом где-то частично, а где-то и полностью заросшим мхом, свидетельствовали о том, как неумолимо и беспощадно бежит время. Бесцветные окна трех этажей еще сохранили блеск, отражая в них небосвод.
— Лечебница доктора Адрианна Беннета, — прочитал Джонни через забор.
Ему представились толпы изможденных от непрестанного нахождения в закрытых стенах, обритых налысо больных людей, укутанных в смирительные рубашки. Совсем как в фильмах ужасах, в которых главному герою хоть и приходилось не сладко, но удавалось выбраться оттуда живым.
Имя Адрианна Беннет ему не знакомо, но он все же записал его в свой походный блокнот. Затем он добавил слово дурдом и принялся внимательно разглядывать.
«Все дело в буквах», — подумал он. Они будто стояли не на своем месте, делая его похожим на ругательство. Будто кто-то вместо того, чтобы сплюнуть, произнес это слово.
Джонни рассмеялся. Громко и раскатисто, не стыдясь и не ощущая почти ничего. Только легкое покалывание в скулах от чрезмерно раскрытого рта. Джонни смеялся так, словно делал вызов тому, кто или что обитало в угрюмом исполненном безмолвным существованием жилище. Его смех уходил стремительно вниз, а затем подхватываемый вихрем взлетал ввысь и возвращался изрядно потрепанным, отчего слышалось лишь короткое: – Ха!
Он вдруг вспомнил мальчишку на велосипеде и замолчал. Тот будто что-то знал, иначе… иначе он бы не стал смеяться.
Похоже смех и вправду пошел Джонни на пользу, он почувствовал себя свободнее, раскованнее. Он уже не замечал налипшие комья грязи на своих ботинках и брюках, а всю ненависть и презрение, что вызвал отец, он будто вытряхнул из себя вместе с истерическим гоготом.
Джонни был спокоен, как никогда. Ему захотелось позвонить Наоми, да он решил наконец это сделать, но черт возьми, как обычно оставил телефон дома. Значит его песенка еще не спета. Он вернется и закончит начатое. А пока…
Шесть букв. Ха! Кто вообще выдумывает эти слова.
На аккуратно-выкрашенную калитку была намотана цепь с большим сарайным замком и подергав сначала с осторожностью, а затем приложив немало усердия, хотя это бы слишком скудно описало то, с каким остервенением Джонни схватился пальцами за приваренные к дверце металлические трубки, служившие по всей видимости подобием ручки. Тот человек, что соорудил заграждение, был явно мастером своего дела. Кроме позвякивания цепи, да колебания сетки, он ничего не смог добиться. Перелезть через забор такой высоты, да еще и обтянутый на верхушке колючей проволокой, Джонни не смел.
— Слабоумие и отвага, — прошептал он в тот момент. — Слабоумие и отвага.
Попробуй придумать, что-нибудь получше. Что-нибудь такое, что облегчит тебе жизнь. Иначе ты зря протирал штаны на занятиях по криминалистике.
В сложной для вас ситуации, всегда следуйте инструкции, так учили его великие умы криминологии и судмедэксперты со страниц своих толстых учебников.
Оценить сложившееся положение. Джонни задумался. Что тут скажешь, он стоит перед запертой калиткой, на сколько это тянет?
Затем следует решить, насколько вы в состоянии что-либо предпринять.
Думай, Джонни! Он закатил