В скорбном лесу они выбирают мирт знаменитый,
Ненавистный за мщенье богов (здесь когда-то Адонис,
Верный Венере, был распят отвергнутой им Прозерпиной)…
Обратим внимание на способ умерщвления – такому ведь подвергали вавилонского «шутовского царя», символизировавшего Мардука. Повод был, ведь Афродите в итоге досталось две трети года с Адонисом, в то время как Персефоне – лишь треть. А так представлялся заманчивый случай овладеть им целиком. Еще интересный момент, вновь напоминающий нам о ближневосточном инцесте, – только там Иштар спала с собственным сыном Таммузом, а древнегреческий орфический гимн (ок. VI в. до н. э.), однако, делает Адониса сыном Персефоны!
О, порожденный от ложа прекрасной собой Персефоны!
Впрочем, до разрешения всех загадок еще очень далеко, ибо в причудливом сознании греков Афродита и Персефона могли не просто быть тесно взаимосвязаны (как любовь и смерть, об этом мы уже упоминали), но и вообще быть одним и тем же божеством! Хаджикириакос по крайней мере утверждает, что Нонн Панополитанский (V в. н. э.) в «Деяниях Диониса» (см. песни V–VI) «…ссылается на Афродиту в образе “Персефонеи”, когда Зевс пытается овладеть ею на Кипре. По некоторым данным он был отцом обеих богинь и пытался овладеть обеими, но это удалось только с Персефоной, которая родила Загрея (бога орфических мистерий, который отождествляется с Дионисом). Поэтому можно считать, что в отдельных случаях эти две богини определялись в культовых мистериях как аналогичные, но с противоположными признаками».
И нагое
В волнах зыбучих узрел он тело Персефонейи…
Не был охвачен он страстью такою и к Кипрогенейе —
А ведь тогда, желаньем томимый, семя на землю
Извергал он невольно, горячую пену эротов,
Древле от коей на Кипре, обильном стадами и плодном,
Двуприродное племя кентавров рогатых явилось…
Юная Персефонейя! Нет от страсти спасенья!
Ибо девичество будет отъято в змеином объятье.
Зевс, волнуясь змеиным телом, в облике гада,
Страстной любовью пылая, кольцом извиваясь в желанье,
Доберется до самых темных покоев девичьих,
Помавая брадатой пастью драконам у входа.
Обликом схож со змеем, сомкнет им дремотою очи,
Полный томленьем страстным, лижет он нежное тело
Девы, от жарких змеиных объятий небесного змея
Плодное семя раздуло чрево Персефонейи:
Так Загрей и родился, отпрыск рогатый.
«Версия с кабаном» расширяет круг подозреваемых богинь, включая в него девственную охотницу Артемиду: согласно Аполлодору, так она отомстила Афродите за смерть Ипполита – сына Тесея, известного своей любовью к охоте и отвергавшего женские ласки; Афродита заставила его мачеху, Федру, влюбиться в него, отчего в итоге погибли оба. Следующий подозреваемый – Аполлон, так отомстивший за ослепление Афродитой своего сына Эриманфа, подглядевшего ее с Адонисом коитус (об этом было упомянуто ранее). Иногда пишут, что так Аполлон отомстил Адонису за отказ уступить его постыдной страсти, и в качестве доказательства приводят пророчество Киниру, сохраненное Афинеем, хотя сам древний автор считает, что речь там идет о Дионисе:
«Платон пишет в “Адонисе”, что Киниру было дано пророчество о его сыне Адонисе, гласившее:
Царь киприотов, мужей задами косматых, Кинира!
Всех красивее и всех замечательней сын твой на свете,
Два божества твоего ребенка, однако, погубят;
Первую весла влекут потайные, второй – ими правит.
Он подразумевает Афродиту и Диониса, которые оба были влюблены в Адониса» («Пир мудрецов», Х, 83).
А может, вовсе и не отказывал он Аполлону, если вспомнить орфический гимн, где об Адонисе говорится, что он «и отрок и дева», и слова Птолемея Гефестиона о том, что он был мужчиной для Афродиты, но женщиной для Аполлона. Мифы вообще подчеркивают гиперсекуальность солнечного бога, и этому есть свое объяснение. Аполлон активно живет и с предводительствуемыми им богинями-музами (недаром он – покровитель искусств, Мусагет – это и означает дословно «предводитель муз»), и с прочими богинями и нимфами, рожающими ему многочисленное потомство; женский пол, однако, не полностью удовлетворяет его темперамент, чему свидетельством – грязные истории о юных Гиацинте (кстати, есть глухое упоминание и о его трехдневных мистериях с воскресением, где-то на рубеже весны и лета, но вряд ли там было что-то новое по сравнению с Адонисом и Аттисом), Кипарисе и в том числе Адонисе. В последних, как ни парадоксально, – особый смысл: гомосексуальное пристрастие Аполлона губит их, да и пристрастие Аполлона к молодому царю Адмету тоже не проходит для того бесследно, приводя к знаменитой схватке Геракла с богом смерти Танатосом, прилетевшим взять взамен Адмета его супругу Алкесту. И здесь как раз очевидна негативная ипостась солнечного бога: подобно тому как оно дарует жизнь, оно столь же легко приносит и смерть. А последней – не до различия полов. Но довольно о гнусном.
Н. Румянцев вообще полагет, что изначально Адонис сам был кабаном, тотемным зверем финикийцев, ссылаясь при этом на слова Лукиана о том, что в сиро-финикийском Гелиополе «в жертву приносятся быки, коровы, козы и овцы, только свиньи считаются нечистыми: их не приносят в жертву и не употребляют в пищу, но другие почитают их не только чистыми, но и священными» («О сирийской богине», 54). Интересно, не отсюда ль пророс ритуальный запрет на свинину у иудеев и, позднее, мусульман? Н. Румянцев именно так и думает: «Запрет касаться, убивать и есть былых тотемных животных часто остается, причем они или по-прежнему считаются табу, священными, запретными, или, – когда былой смысл этого табу забылся, стал непонятным, – рассматриваются как нечистые… Характерно, что запрет касаться и есть свиней существовал не только у финикиян, но и у сирийцев, ассиро-вавилонян, египтян; он же удержался до сих пор у евреев и арабов. Это обстоятельство показывает, что некогда кабан был тотемом, тотемным животным и божеством вообще всех семитов, притом, по-видимому, уже тогда, когда они еще не распались на отдельные народности и не расселились по разным странам. В Финикии этот тотем особенно понятен, если мы учтем первоначальное главное занятие жителей – охоту (примитивное, слабо развитое земледелие мы не считаем): вершины, склоны и ущелья ее гор были, а отчасти и теперь, покрыты вековыми, непроходимыми лесами и чащами, где во множестве водились и водятся кабаны, вепри, т. е. дикие свиньи». Но довольно об этом.