– Тристан! – кричу я вслед.
Он не сбавляет шага.
– Тристан!
Открываются двери вип-зала, и он скрывается за ними, так и не оглянувшись. Охранники заступают мне дорогу, не давая побежать за ним.
Он ушел.
Тристан
Четырнадцать дней и четырнадцать ночей… жизни без нее.
Без них.
Прихлебываю пиво, глядя на футбольную баталию, разворачивающуюся на экране. Я сижу в самом людном американском пабе в Париже. Народу полно – яблоку негде упасть. Людские возгласы доносятся до меня словно издали: эхо жизнерадостного смеха гуляет между стенами. Но ощущение такое, будто я парю где-то над ними: и не здесь, и не там.
Такое отрешенное состояние, будто отсекли… вообще все, оставив одни кости.
Будь это физическое ранение, я сейчас лежал бы в палате интенсивной терапии, едва цепляясь за жизнь.
Сердце болит сильнее, чем могла бы болеть любая рана. Бьется слабо… вообще еле бьется.
При каждом вдохе кажется, будто грудь вот-вот схлопнется, провалится внутрь.
Каждый выдох дается с трудом.
Мир вращается вокруг меня со скоростью миллион миль в минуту, но его безмолвие, в котором нет их… оглушает.
Я и не представлял, каково это – терять того, кого любишь. То сердцебиение, которое когда-то было у нас общим… я его больше не слышу.
В один день я лишился четырех частей самого себя.
Всего своего мира.
Прихлебываю пиво и смотрю на телеэкран на стене.
Хочется поговорить с моими мальчиками… хочется поцеловать мою женщину.
А потом я вспоминаю мучительную правду.
Что ни они, ни она – не мои и никогда моими не будут.
Они принадлежат ему.
В кармане вибрирует телефон, на экране высвечивается имя Джеймисона.
– Привет, – отвечаю.
– Ты там как, в порядке?
– У меня все нормально, Джей, – вздыхаю я.
– Эллиот и Кристофер уже едут к тебе.
– В этом нет необходимости.
– Хм-м… а мне кажется, что есть.
Молчу.
– Где ты? – спрашивает он.
– В баре.
– Один?
– Угу.
Смотрю в сторону и замечаю свое отражение в зеркале позади стойки.
Вижу его, того человека, которого видит мир, бессердечного короля слияний и поглощений в дорогом костюме.
Мертвого внутри.
На сей раз они правы – я действительно мертв.
– Мне пора, – вздыхаю я.
– Поклянись, что ты в порядке.
– Я завтра позвоню. У меня все хорошо, – отвечаю я и нажимаю на кнопку. Но я совсем не уверен, что у меня все хорошо. Я уже не уверен даже в том, что знаю, кто такой этот «я»… Хмурю брови и отпиваю очередной глоток пива.
Это пустота, с которой я не знаю, как бороться.
Бартендер протирает тряпкой стойку.
– Повторить? – спрашивает он.
– Да, – киваю. – А потом еще раз повторить.
Просматриваю список непрочитанных писем и вздрагиваю, видя отправителя.
Андерсон Медиа.
Она послала мне письмо со своего рабочего адреса. Открываю текст.
«Уважаемый мистер Майлз!
Я боролась, как могла, мне больше нечем жертвовать. Поскольку никакого просвета в финансовой ситуации не предвидится, я хотела бы принять ваше предложение по приобретению “Андерсон Медиа”.
Я хотела бы получить гарантии, что за всеми сотрудниками будут сохранены их должности в компании или им будет предложено альтернативное трудоустройство.
Пожалуйста, ознакомьтесь с прилагаемыми финансовыми отчетами и развернутыми таблицами, которые потребуются вам для экспертизы.
Ваше первое предложение будет принято.
Искренне ваша,
Смотрю на это письмо, лишенное любого намека на эмоции. Как долго она билась, силясь поддержать жизнь в своем бизнесе?
Почему она мне не рассказала?
В памяти всплывает наше первое знакомство и то, как агрессивно я вел себя с ней.
Желание завладеть ее компанией было настолько сильным, что на все остальное мне было наплевать, несмотря на все влечение к Клэр: я хотел добиться сделки – и ничего больше.
Помню, как твердо она была намерена бороться до конца.
Внутреннее пламя, пылавшее в ней, было таким ярким, что не ощутить его было невозможно. Именно это меня в Клэр и зацепило. Подобная решимость – редкость в наше время; не так уж часто мне случалось с ней сталкиваться.
И теперь эта самая решимость, эта воля к независимости вбила между нами клин. Да что там: если честно, он существовал с самого начала.
Мне пришлось бороться за то, чтобы она впустила меня в свою жизнь, а теперь приходится выбирать между тем, чего я заслуживаю, и тем, чего хочет она. А ведь эти две вещи должны совпадать.
И их несовпадение разбивает мне сердце. Тяжело вздыхаю, чувствуя, как гнетущие мысли заполняют мою душу.
Как, как до такого дошло?
Каково потерять то, за что ты боролся так рьяно и так долго? Представляю, в каком ужасном она сейчас состоянии. И главное, все рухнуло одновременно. Хуже не придумаешь.
– Клэр, – шепчу я. – Почему же ты мне не сказала?
Тяжко вздыхаю и вывожу на экран финансовую документацию.
Пришла пора разделить бизнес и удовольствие… или, в данном случае бизнес и несчастную любовь.
Победителей здесь не будет.
Клэр
– Можно нам в эти выходные поехать на рыбалку с дядей Бобом? – спрашивает Гарри.
Я облегченно улыбаюсь. Средний сын впервые за целую неделю заговорил со мной.
– А куда он собрался?
– К Медвежьей горе. Он позвонил и спросил, хотим ли мы с Патриком поехать с ним.
– А… – я некоторое время смотрю на него. – Вы сейчас действительно хотите ехать на рыбалку?
Ох уж эти дети – им и в голову не приходит, что в эти дни они нужны мне рядом, как никогда.
– А Флетчер едет?
– Нет, Флетчер сказал, что, после того как всю неделю трудился, ехать никуда не хочет.
– Я подумаю, – говорю сыну.
Он пару мгновений смотрит на меня, словно ждет от меня еще каких-то слов.
– Хочешь поговорить о том, что было в субботу? – наугад спрашиваю я.
Он выразительно подбоченивается:
– Ты собираешься позвонить Тристану и извиниться?
– Я уже съездила и встретилась с Тристаном, Гарри.
Его лицо освещается радостным волнением:
– И что он сказал?
Я пожимаю плечами, подбирая слова.
– Мы решили, что на какое-то время останемся друзьями, – отвечаю сыну, делая глоток кофе. Не надо ему знать все подробности нашего разговора в аэропорту. Я и сама не хочу их вспоминать.
Гарри хмурится:
– Значит… он не вернется?
У меня сжимается сердце.
– Нет, золотко. Вспомни, я говорила тебе, что он должен на некоторое время уехать в Париж в связи с работой, – беру сына за руку. – Ты должен понимать, почему у нас с Тристаном разные мнения по вопросу усыновления.
Он молча смотрит на меня.
– Тристан – не твой папа, Гарри, и хотя все мы любим друг друга, иногда жизнь бывает не такой, как нам хочется. Тристан был моим бойфрендом, и если уж на то пошло, я не смогла бы с полной уверенностью сказать, что было бы с нами дальше. Мне тоже грустно. Случившееся тяжело сказалось на всех нас. Но он всегда будет твоим другом, Гарри. Этого у вас двоих никто не отнимет.
– Папа умер, мама! И он не вернется! – зло бросает сын. – А Тристан хочет быть моим новым папой… но ты ему не разрешаешь!
От этих ледяных слов на глазах наворачиваются слезы.
– Гарри!
– Ты все испортила, – выплевывает он, точно брызжет ядом. – Ты все испортила! – и выбегает из комнаты.
– Гарри, вернись сейчас же! – кричу я ему вслед.
Он взбегает по лестнице и захлопывает за собой дверь спальни.
Провожу по лицу дрожащей рукой. Боже, это какой-то гребаный кошмар!
Первые два месяца, когда мы с Тристаном были вместе, Гарри страстно ненавидел его, а теперь… теперь он не способен справиться со всем, что на нас навалилось.
С моим сердцем связаны еще три.
Я набираю номер брата и жду ответа.
– Привет, сестренка, – говорит он, и я слышу в его голосе улыбку.
– Привет, – тихо отвечаю я. Я люблю брата, и в такие моменты, как сейчас, мне хочется сбежать к нему и поселиться у него в гостиной на диване – так мне его не хватает. В его присутствии я невольно начинаю во всем видеть лучшую сторону, и, не сомневаюсь, именно поэтому мои сыновья ищут его общества.
– Как делишки? – спрашивает брат.
– Нормально, – вздыхаю я.
– А если по правде?
– Хуже не бывает, – я печально улыбаюсь.
– Я почему-то так и думал.
– Ты действительно хочешь взять мальчишек с собой на рыбалку в выходные?
– Ага, конечно. Когда Гарри позвонил мне…
– Так это Гарри тебе