– Вряд ли, – ответила я.
Я произнесла это не задумываясь. Меня удивило, с какой легкостью я приняла как должное, что Ченчо не сможет остановить Стратоса. Казалось, в глубине души я понимала, что по-другому и быть не могло.
– Нам надо быть максимально осторожными, Грета. Тебе лучше никуда не ходить в одиночестве.
Думаю, сказав это, он сразу же пожалел о своих словах. Мне пришлось сдержаться, чтобы не накричать на него и не заявить, что я не какая-то там дева в беде, которую надо спасать, или типа того. А еще мне не хотелось напоминать ему, что, вообще-то, я уже однажды просила его меня сопроводить, и он отказался.
– И тебе тоже, Олег.
Мы молча смотрели друг на друга. Затем я снова обернулась к окну, вид из которого был почти таким же, как и из моего номера. Площадь, едва освещенная мертвенным светом окружавших ее фонарей, по-прежнему оставалась пустынной. Мне показалось, что я заметила тень, скользнувшую за ближайший угол, будто кто-то забежал туда, чтобы спрятаться. Предположив, что речь вряд ли идет о чем-то серьезном, я все же продолжала смотреть в ту сторону в ожидании движения, которого так и не случилось.
– И как выглядит Стратос? – спросил Олег. – Ты смогла рассмотреть его лицо? Узнала бы его, если бы снова встретила?
– Его лицо было закутано шарфом. Он высокий, примерно твоего роста, и, похоже, в прекрасной форме. Но я рассмотрела только его глаза.
– И какой… Сколько ему, по-твоему, лет?
У меня возникло ощущение, что он боится моего ответа.
– Ну, на вид не больше ста, если ты хочешь знать. – Я произнесла это с сарказмом, но, судя по отражению Олега в окне, ему было совсем не до веселья. – Думаешь, нам надо обратиться в полицию? – я продолжила пристально изучать его отражение в ожидании хоть какой-то реакции. Будь моя воля, я бы даже не стала задавать этот вопрос. У нас не только не было никаких доказательств личности этого типа или его причастности к смерти Хуана Мануэля, Энри или Марселя Дюбуа, но я еще и сомневалась, что нас воспримут всерьез, если мы начнем рассказывать им историю о бывшем нацистском преступнике, помешанном на книгах.
– Не думаю, что это хорошая идея, Грета.
Он больше ничего не сказал, но я в этом и не нуждалась. Я была с ним абсолютно согласна. Если я и предложила ему пойти в полицию, то сделала это просто из принципа, ведь на карту была поставлена не только моя безопасность, но и его.
Именно по этой причине я предпочитаю работать в одиночестве.
– Ты не хочешь… – начал Олег, но прервался, не закончив. Было и так очевидно, что именно он собирается мне предложить: не лучше ли будет провести ночь вместе, у меня или у него в номере? Он будет вести себя по-джентльменски. Мы так поступаем только для того, чтобы себя обезопасить и чтобы Стратос, если сможет нас выследить, не обнаружил нас по одиночке и без защиты.
Но он ничего из этого не сказал, да и не нужно было.
Вместо того, чтобы ответить, я, не прощаясь, вышла из его номера и спряталась в своем. Оказавшись внутри, я заперла дверь на защелку.
69
В ту ночь меня снова посетила бессонница. Я тревожилась, не переставая думать о Ченчо и задаваться вопросом, что же с ним стало. Выходя из отеля следующим утром, я рассчитывала увидеть, как он, одетый в плащ и шляпу, опирается о капот своего неизменного «Сеата», будто неутомимый сторожевой пес, и небрежно покачивает своим смертоносным зонтиком.
Не обнаружив его, мы были удручены.
Судя по темным кругам под глазами у Олега, его ночь, похоже, прошла не намного лучше моей. Поспешно выпив кофе в гробовой тишине, мы направились в путь, не переставая озираться, потому что осознавали, что опасность может подстерегать нас за каждым углом.
Спустя всего несколько минут мы оказались на площади Фрахела. Большой театр имени Фальи возвышался перед нами, словно замок, воздвигнутый с единственной целью: чтобы люди им восхищались. Здание, сложенное из красноватого кирпича и причудливых арабесок, в некоторых местах казалось более обветшалым, бесстыдно демонстрируя следы времени, словно хвастаясь своими шрамами. Около полудюжины туристов фотографировали театр. Я не привыкла поддаваться подобным искушениям, так что посвятила этому храму искусств лишь несколько мгновений, прежде чем обратить внимание на то, что меня по-настоящему интересовало.
Вдовий дом находился на противоположной стороне площади. В Кадисе все так называли приземистое здание, в котором располагался Фонд Фрахела – Дом престарелых, в котором, по словам Исаака Вальдерроблеса, Хербст провел последние годы своей жизни.
– Что думаешь, Олег?
Библиотекарь с неохотой взглянул на здание, словно проиграл партию еще до этого, как бросил кости.
– Думаю, что если спросим, ничего не потеряем.
Я тоже так считала, и это совсем не обнадеживало. У меня было время обдумать все, что поведал нам Вальдерроблес, и я заметила в его рассказе чересчур много несостыковок, чтобы быть уверенной, что мы находились на правильном пути.
– Просто быть такого не может, – возразила я. – Если Хербст умер, а Вальдерроблес почти не имел дел с тем книготорговцем и не проявил ни малейшего интереса к «Парнасу», очевидно, мы ищем не того человека.
– Или так, или он врет, как последняя скотина.
И снова этот злобный тон. Даже свирепый. Казалось, он был готов оторвать Вальдерроблесу голову, если бы снова его увидел. От робкого, замкнутого библиотекаря, с которым я проводила расследования в Берлине, Риме и Вроцлаве, не осталось и следа. Он превратился в мрачного, угрюмого парня, которому, казалось, была неприятна моя компания и который не обращал внимания ни на что вокруг, кроме миссии, которую, он, похоже, сам на себя возложил.
Я решила, что нам необходимо поговорить. Мне нужно было знать, что у него в голове и почему он стал таким враждебным. Я пообещала себе, что как только мы сделаем то, что собирались, я наконец задам ему этот вопрос и заставлю его рассказать мне, что, черт возьми, с ним творилось.
Мы вошли во Вдовий дом, и я заявила женщине, дежурившей на стойке регистрации, что мы пытаемся восстановить последние годы жизни одного из подопечных. Что хотели бы поговорить с кем-нибудь из старых сотрудников, который мог бы нам в этом помочь. Судя по всему, я звучала убедительнее, чем думала, и женщина, вместо того, чтобы выгнать нас пинками, похоже,