Внизу ещё доносились выстрелы, но было понятно, что бой постепенно затихал. Или же твари смогли сломить оборону и убить всех там?
Я молча стоял, снова почувствовал усталость. От такого наваждения колени согнулись и я присел, опираясь на автомат.
— Какого хрена боекомплект зря тратишь?! — раздался гневный голос Виктора Петровича над моей головой. Я молча поднял лицо, посмотрел на него как истукан. — Глухой, что ли? Я орал: стреляйте прицельно, они отходят!
Старый охранник, ощерившись, смотрел на меня, хотел сплюнуть, но вспомнил, что в респираторе, и просто дёрнулся к парапету. Достав из кармана рацию, он начал вызывать:
— Андрей, приём! Как слышишь меня? Приём! Что у вас там?
Голос по рации с треском ответил:
— Сдержали, слава тебе господи, — голос Андрея срывался на вздохах. — Гады пробились внутрь, но далеко не смогли убежать. Двоих на лестнице грохнули, ещё почти десяток в вестибюле валяется.
— Что среди своих? Раненые, потери? — спросил Виктор Петрович, проходя по балкону.
— Четверо раненных, не слабо так. Нужно будет в лазарет отнести. Потерь нет, — ответили с того конца.
— Понятно. Оттащите раненных и попробуйте закрыть двери. Мы прикроем.
— Тут всё на петлях свисает. Боюсь, вторую такую волну мы не остановим. Сметут нас тут к херам, — ответил голос Андрея.
— Отбросить упаднический настрой! Двери нужно закрыть и чем-нибудь подпереть. Мы вас прикроем тут, а вы давайте в темпе, пока затишье. Всё, конец связи.
Виктор Петрович сунул рацию в карман и прошёл по балкону.
— Занять всем боевые позиции и глаз не спускать со ступеней! Дула всем наружу.
Студенты перегруппировались, сконцентрировались у парапета и все как один взяли на прицел территорию у входа. Я молча смотрел в туманный горизонт через эту маленькую вилку, не видел ничего, но в то же время перед глазами у меня застыл образ убитой твари там, в хранилище. Её мерзкая морда, её поганая пасть, застывшая, будто в зёве. Я столкнулся с новым порождением этого мира лицом к лицу, впервые за четыре года. То, что в отдалении казалось мерзким, вблизи являлось просто невообразимым и немыслимым. Я не понимал, как такое могло появиться на свет? Читая различные фантастические книги в прошлом, смотря фильмы, играя в игры, я и вообразить не мог, что такое может произойти в реальности. Все те образы, выдержанные в массовой культуре, никак не смогут сравниться с этим. Не хватит фантазии, чтобы описать весь этот ужас, бредущий на четырёх кривоватых лапах.
Тогда, когда они впервые пришли к нам, стремясь убить, ведомые голодом, мне удалось скрыться в одной из аудиторий, спрятаться от их хищнических глаз. Я лишь увидел, что невообразимое существо плетётся на другом конце этажа, не заметив ни моего присутствия, ни почувствовав моего страха. Оно проковыляло куда-то, скрывшись за одной из открытых дверей, а я просто побежал, заперся в своей аудитории и не выходил, пока всё не кончилось. Смелости мне только хватило на то, чтобы не запирать дверь на ключ. Чтобы и Виталик, мой друг, тоже смог укрыться вместе со мной. Но он не прибежал, а помог отбиться от них, как я узнал потом. Многие поступили тогда как я – спрятались, закрывшись в аудиториях.
И сейчас, следя за горизонтом через разрез прицела, я корил и ненавидел себя больше, чем этих тварей: за то, что повёл себя тогда как трус, забившись в угол, словно крыса. Но сегодня я вернул должок. Да, я почувствовал: что-то перевернулось во мне и пытается вырваться наружу, и я просто не могу воспрепятствовать этому. Поливая бетон под ногами горячими гильзами, я ощущал облегчение. Будто этот поток смывал с меня всю грязь, а огню я исповедался о глубоко утаённом и больно коловшем. Словно камень с души свалился.
А внизу валялись их тела – мёртвые и бездыханные. Я позволил своим глазам скользнуть от прицела вниз, пройтись по ним, посмотреть. И в голове прокрутились слова Константина Александровича: о его вере, о надежде, о том, что это всё – наказание для человечества. Но если Константин Александрович говорил о надежде, значит, он верит в то, что можно вернуть себе мир, возродить человечество из руин и начать новую жизнь. Но как можно начать новую жизнь в мире, в котором теперь обитают эти чудовища? Как нам ужиться с ними, если мы друг для друга самые злейшие враги? Их не приручить, как собак, не усадить в клетки и не выдрессировать. Я уверен, что они вообще лишены хоть какого-либо животного разума. Даже с волками можно договориться, они охотились на людей, будучи голодными. Но и у тех опасных хищников были какие-либо понимания, ощущения, чего лишены эти мутанты. Они стремились нас смести, и я не уверен, что один только голод вёл их вперёд, заставляя переступать через тела погибших сородичей. Словно заведённые механизмы, которыми кто-то управляет. Они шли, чтобы уничтожить, а пиршество устроили бы просто как празднование своей победы. Как мы можем надеяться на что-то светлое, когда делим мир с этими тварями? Я не знаю.
Я погрузился в свои размышления, надеясь получить хоть какой-либо позитивный ответ у себя в голове, и не заметил, как прошёл час. Мы стояли на стене, держа под прицелом центральные ступени, уходящие вниз, в туман. Отсюда я слышал, как запечатывают чем-то двери, как заколачивают молотком железо. Наверное, их сильно покорёжили, ибо работали долго и усердно.
Когда по рации доложили о завершении работ, мы прождали ещё час: стоя здесь, на стене, как замершие статуи, не делая почти никаких движений; стоя там, в вестибюле, держа под прицелом двери и не издавая ни звука. Всех нас обуяло это чувство повышенной опасности. Мы не знали, когда враг снова явится к нам, но мы были готовы ко встречи с ним. Хотя возможно он отступил, вернулся в царство беспросветного тумана, чтобы в норах, руинах и расщелинах зализать свои раны. Он сломал о нас зубы, и сегодняшняя битва была выиграна нами. Но не