–Второй по удачности,– поправляет Эзра.– Самым удачным была бы победа.
Ари закатывает глаза.
– Ладно. Второй по удачности. Я имею в виду, самое важное – что публика меня оценила. Людям нравится моя песня! Я в восторге.
– Так и должно быть, – говорит Майя.
– Но ты должна была выиграть, – добавляет Эзра. – И мы все это знаем. У тебя украли первое место.
–Или, по крайней мере, та не должна была выиграть, – бормочет Майя, озвучивая нашу общую мысль.
– Все было подстроено, – преподносит Эзра как неоспоримый факт.
Майя бросает на него предостерегающий взгляд.
– Только потому, что нам не понравилась та песня…
–Не-а. Проблема вообще не в нас. Аудитория слушала всех десятерых финалистов, и, уверяю вас, каждый решил, что та девица была хуже всех. Потому что так оно и есть! Начать с того, что ей в финале вообще не место. – Он прищелкивает языком. – Кто-то дергал за ниточки, и Ари пострадала ни за что.
Я хмурюсь, размышляя. Обычно я не сторонник теорий заговора, но в данном случае это кажется правдоподобным, учитывая, какая песня в итоге победила.
– А кто судьи? – спрашивает Изи.
Ари качает головой.
– Я не знаю. На странице конкурса было написано только, что голосовать будут профессионалы музыкальной индустрии.
Изи многозначительно хмыкает.
– Готов поспорить на что угодно, что у нее в жюри какой-нибудь богатый дядя или типа того.
– Ты этого не знаешь, – говорит Ари, но выражение ее лица – плотно сжатые губы, сумрачный взгляд – выдает, что она чувствует то же, что и мы, даже если не хочет признавать этого вслух.
– Это не имеет значения, – вмешиваюсь я. – Ты была великолепна, Ари. Публика в тебя просто влюбилась.
Она улыбается.
– Это было то еще испытание. Но все равно спасибо. – Она тяжело вздыхает. – Я понимаю, авторам песен приходится исполнять собственные композиции, чтобы их заметили, но… жду не дождусь, когда смогу предоставить это профессионалам и взвалить на них самую страшную часть работы.
Мы наконец забираемся в машину – мы с Майей снова устраиваемся на заднем сиденье, Ари за рулем, хотя Эзра и предлагает занять ее место. Полчаса мы томимся на парковке, ожидая, пока очередь машин тронется с места. Вокруг быстро сгущается темнота, и к тому времени, как мы выезжаем на дорогу, Ари уже включает фары.
По большей части вся долгая поездка проходит в тишине. За окнами – автострады, полуприцепы и луна, проглядывающая сквозь тучи.
Мы молчим – все, кроме Эзры, у которого, должно быть, аллергия на тишину, и он заполняет вакуум, высказывая вслух каждую дурацкую мысль, которая приходит ему в голову.
–Кто-нибудь, кроме меня, хочет переехать в Мичиган и получить лицензию на охоту на единорогов? Такая реально существует. Не то чтобы я хотел убить единорога. Я же не монстр. Но было бы круто иметь документ, подтверждающий, что мне это разрешено, если все-таки захочу.
–Как вы думаете, кто первым попробовал лобстера? Я серьезно. Можете вообще представить себе человека, который смотрит на это странное морское чудовище с панцирем, когтями и жуткими антеннами и такой: бьюсь об заклад, это восхитительно вкусно?
– А вы знали, что у человека за жизнь отрастает два метра волос в носу? Прикиньте, если бы они никогда не выпадали и мы бы все ходили с волосами, свисающими из носа до самого пола? Джуд, тебе стоит нарисовать такое в одном из своих комиксов.
Меня бы это бесило, но иногда Ари смеется в ответ на его глупости, и этот звук согревает мне сердце. Однако сразу за этим во рту разливается внезапная горечь – возможно, ревность, – и это чертовски пугает.
Разве я должен ревновать к Эзре и к тому, как он бесстыдно флиртует с Ари, а она порой ведет себя так, будто совсем не против?
Разве мне может нравиться Ари? Она – лучшая подруга Прю. Да и моя, если на то пошло. Мы так близки, что Ари позволено дразнить меня за мои бессмысленные каракули, и мне все равно не хочется спрятаться в нору на остаток жизни, когда я показываю ей свои комиксы. Она может спать на моей кровати, и в этом нет ничего странного. Если бы Ари мне нравилась, это определенно было бы странно.
О.
А как же Майя?
Девушка, которая с детства занимает все мои мысли, мой неиссякаемый источник трогательной, романтической надежды. Девушка, с которой у меня наконец-то появился шанс. Девушка, которой… я постепенно перестаю грезить.
Когда же это началось?
Мне все еще нравится Майя. Теперь, когда мы познакомились поближе, я думаю, она нравится мне даже больше, чем раньше.
Но что, если на самом деле я никогда ее не любил? Я был уверен, что это любовь. Чистая, неоспоримая, всеобъемлющая.
Но что, если я был влюблен не в Майю, а в мечту о ней? Что, если на самом деле мне нравилось, что она недосягаема? Потому что недосягаемость дает ощущение безопасности. Недосягаемость означает, что мне не нужно ничего предпринимать. Не нужно даже пытаться. Не нужно рисковать, что мне разобьют сердце.
В то время как влюбиться в кого-то другого… влюбиться в лучшую подругу… влюбиться в Ари… небезопасно от слова «совсем».
Мне нужно подавить этот бунт эмоций и похоронить их на корню.
– Э-э… ребята? – внезапно говорит Майя. – Вам не кажется, что пахнет дымом?
Мы все напрягаемся, принюхиваясь к воздуху. И… да. Определенно пахнет.
– О нет! – Ари мгновенно приходит в ужас. – Что мне делать?
– Паниковать, – говорит Эзра.
Ари смотрит на него огромными глазами.
– Шучу. Вон там заправка. Просто притормози, и я проверю, в чем дело.
К тому времени, как мы съезжаем с автострады и оказываемся под навесом заправочной станции, запах усиливается. Когда мы выходим из универсала, я вижу струйку дыма, сочащуюся из-под капота.
– Вероятно, движок перегрелся, – авторитетно заявляет Изи. – Слишком долгая дорога для этого старичка.
Он открывает капот. Мы с Ари и Майей тоже заглядываем внутрь, но я сам не знаю зачем. Вряд ли от нас будет много пользы. У меня ощущение дежавю: этот движок мне так же непонятен, как и движок машины Майи, хотя здесь гораздо больше ржавчины и меньше пластика.
– Вас двое, – говорит Майя, – и я уверена, вы сможете это починить. Так ведь?
Эзра бросает на нее взгляд.
– Двое?
– Ты и Джуд. – Она кивает мне с ободряющей улыбкой. – Недавно у моей машины возникли проблемы, и Джуду хватило одного взгляда на двигатель, чтобы понять, в