В это время гостиничная прислуга втаскивала в комнату багаж супругов Ивановых. Лама в усах, увидав большую подушку Глафиры Семеновны, воскликнула по-французски:
– Какая большая подушка! Знаете, мадам Иванов, я даже по этой подушке могла бы узнать, что вы русские. Никто, кроме русских, не ездит с такими подушками.
Уходя из комнаты, она спросила супругов:
– А теперь вам приготовить чай по-русски?
– Уй, уй… Же ву при… Ну завон самовар рюсс… – сказал Николай Иванович.
– Русский самовар? – воскликнула по-французски дама с усами. – Я знаю русский самовар… Это для горячей воды. Давайте, давайте его. Мы вам приготовим чай. Я видела этот самовар в Париже на выставке и сама пила из него чай.
Николай Иванович распаковал свой плед и вынул оттуда самоварчик, купленный им в Биаррице. Лама с усами взяла его и вышла из комнаты.
63
– Вот приятная неожиданность! – сказал Николай Иванович. – В Мадриде, в Испании знают, что такое самовар и как пьют чай по-русски. Кто бы это мог ожидать! В Париже, где русские приезжают тысячами чуть не ежедневно, и там этого не знают.
Он снял с себя пиджак, подошел к окну и растворил его. Окно оказалось дверью, выходящей на узенький балкончик. Таких окон в комнате было три, и все они с балконами. Из окна на него пахнуло теплом, но отнюдь не благорастворением воздуха. Пахло прескверно. Окна комнаты выходили на площадь Пуэрта-дель-Соль. Тысяча разноцветных зонтиков шевелились по площади. Под зонтиками сидели на козлах извозчики, ожидавшие перед гостиницами седоков и расположившиеся шеренгами. Экипажи извозчичьи состояли из колясочек с верхом, где в большинстве случаев, впрочем, лошадь заменял мул с длинными ушами.
Николай Иванович увидал маленького ослика, на котором ехал какой-то толстяк в красной испанской фуражке, и сказал жене:
– Глаша, смотри, вон Санчо Панса на осле едет.
Глафира Семеновна в это время умывалась и отвечала:
– Когда найдешь Дон Кихота, тогда и посмотрю.
Только что супруги успели умыться, как раздался стук в дверь. Показался коридорный лакей во фраке и внес на подносе кипящий самовар и все принадлежности для чаю: два стакана, сахар, булки, масло, молоко и даже лимон, для чего-то разрезанный пополам. Поставив все это на стол, он отошел к сторонке и улыбался, рассматривая самовар. Глафира Семеновна подошла к столу, осмотрела поданное и проговорила:
– Но где же чайник-то? Я не вижу чайника с чаем. Экуте… Ла как… – обратилась она к коридорному, но тот молчал и продолжал улыбаться.
– By парле франсе? – задала она ему вопрос.
– Но, сеньора… – покачал он головой.
– Ну вот, извольте видеть: не говорит по-французски. А нам сказали, что это французский отель и с французским языком. Тэ… тэ… У е тэ? – приставала Глафира Семеновна к лакею.
– А! Тэ? Си, сеньора… – отвечал тот, догадавшись, в чем дело, и указал на самовар.
– Да это самовар… Я понимаю… А где же чайник? Как? Нужно как.
Лакей недоумевал.
– Алле! Чего стоишь! Иди уж, коли ничего не понимаешь, – махнул ему рукой Николай Иванович и сказал жене: – Чем биться с ним насчет чайника, завари, душечка, нашего чаю в нашем дорожном чайничке. Ведь у нас свой есть.
– Как не быть. Но с какой же стати допускать безпорядки? Ведь гостиница обязана давать нам свой чай. Мы на всем готовом уговорились. Пансион.
Глафира Семеновна достала из саквояжа чай и маленький чайничек, подставила чайничек под кран самовара и, чтоб всполоснуть, пустила струю кипятку, но тотчас же заметила, что из крана самовара течет что-то темное.
– Боже мой! Да что такое они в самовар-то налили! – воскликнула она, тотчас же закрыла кран, понюхала из чайника и проговорила: – Да они чай-то прямо в самоваре сварили. Это чай.
– Да что ты! – удивленно проговорил супруг, налил из самовара в стакан, попробовал на вкус и прибавил: – Вот дурачье-то! Действительно, чай в самоваре вскипятили. Вот тебе и чай а-ля рюсс! А еще эта усатая франтиха – кастелянша она или хозяйка – говорила нам, что она знает, как русские чай пьют. Что тут делать теперь?..
Глафира Семеновна тоже попробовала чай и отвечала:
– Да уж надо пить, как подали. Он не очень дурен. Правда, пахнет вениками, но мы его будем пить с молоком, и это немножко заглушит запах.
Супруги подсели к столу и налили себе чаю из самовара. Чай был не крепок, и они принялись его пить, не требуя кипятку, чтоб разбавить.
– Дикие люди, совсем дикие… – бормотал супруг. – Я думал, что испанцы умнее. Остолопы… Открыли Америку и не знают, что русские в самоварах чаю никогда не заваривают, а пользуются им для приготовления кипятку. Надо будет объяснить этой усатой сеньоре, чтоб в самоваре нам подавали только кипяток, а чай будем заваривать мы сами. Ты объясни ей, Глаша. Дама даму как-то лучше понимает, да и французских слов ты больше знаешь, чем я. Однако куда же мы сейчас отправимся? – спросил он.
– Путеводитель говорит, что в Мадриде есть первая в мире картинная галерея – Реаль Мюзео, – отвечала супруга. – Картины все самых старинных мастеров.
– Картин-то и у нас много… А не лучше ли нам взять извозчика и объездить город?
– Да ведь это особенные картины. Тут есть картины, которым триста-четыреста лет.
– Все равно. Они от нас не уйдут. А я полагаю, что прежде всего надо объехать город и посмотреть реку Манзанарес.
– Ну, поедем смотреть Манзанарес… – согласилась Глафира Семеновна. – Да, да… Манзанарес… Сегодня я посмотрю, какое там купание есть, а завтра можно и покупаться.
– Вишь, как ты разохотилась в Биаррице насчет купания-то! – улыбнулся супруг.
– А что ж такое? Во всяком случае, это удовольствие кула невиннее, чем при каждом удобном случае наливаться вином, как ты делаешь. Вон у тебя глаз-то коричневый – из-за этого и уж в желтизну ударяет! Давеча эта усатая француженка как на тебя смотрела!
– Электрический угорь… – отвечал супруг. – У меня есть в доказательство две французские газеты, что это электрический угорь. Пусть смотрит француженка. Потом я могу дать ей даже прочитать эти газеты. По крайней мере, она будет знать, какие у них знаменитости стоят в гостинице.
Через полчаса супруги сходили вниз по лестнице. На площадке их встретила усатая француженка.
– Et dejeuner, monsieur? – спросила она.
– Ну, уж дежене-то бог с ним. Прежде всего променад… Иль фо вуар ля виль, – отвечал Николай Иванович и даже обернулся к ней подбитым глазом – дескать, смотри.
– Real Museo? – спросила она.
– Уй, уй… Реаль Мюзео си, – кивнула ей Глафира