ДраКоша смотрел на старого кота, и слова Григория служили холодным душем. Он почувствовал, как внутри него пробуждается решимость. Он не должен просто сидеть и ждать, как говорил Леонид, у моря погоды.
– Ты прав, Григорий, – твердо сказал котоящер, поднявшись на лапки. – Я не могу позволить хозяину рисковать. Спасибо.
– Иди-иди, пока не поздно, – буркнул Григорий, кивнув мордой. – И помни, ящеренок, что иногда приходится быть мудрее, чем хозяин.
ДраКоша стремительно выбежал из подвала. Его маленькое сердце колотилось от волнения и страха. Он чувствовал огромную ответственность, его разум бил тревогу, ведь жизнь Леонида зависела сейчас от его решения. Каждый его прыжок был полон решимости и паники одновременно, и единственное, что он знал наверняка, – он не может позволить своему хозяину погибнуть. Он уже понимал, что должен сделать. Добравшись до комнаты парней, он нашел там дремлющего Северрина.
– Сева! – крикнул он, почти задыхаясь. – Лёня... он собирается пройти процесс оборота один. Он явно что-то задумал! Мне кажется, он точно сегодня влипнет в неприятности, а рядом никого из нас нет!
Северрин поднял голову, его глаза раскрылись от шока, а затем сжались в тонкие щелочки. Парень вскочил на ноги, ярость и беспокойство в одно мгновение изменили лицо оборотня.
– Вот же балбесина плешивая, – выдохнул он, хватая куртку. – Где он сейчас?
– Он... уже обернулся, я чувствую это, но моя связь сильна только с его человеческой формой, – ДраКоша прищурился, чувствуя связь с хозяином, слабую, но всё еще существующую. – Мы должны найти его, пока не поздно.
Сева, не тратя времени на разговоры, выбежал на улицу. ДраКоша бросился за ним в полуполёте, его крылья цепляли стены узкого коридора, оставляя царапины. Он нутром чувствовал, что время уходит, и каждая минута на счету. Лёня где-то там, один, и ДраКоша не мог позволить ему погибнуть. Даже если для этого нужно было нарушить все обещания, даже если это означало предать доверие, – жизнь хозяина была важнее всего.
***
Наконец-то! Я больше не человек. Я – волк, и мир вокруг меня раскрылся во всей своей полноте. Звуки, запахи, движение воздуха – всё это становилось частью меня, и я, наконец, ощутил, что принадлежу этой ночи. Леонид где-то глубоко внутри, словно отражение в зеркале, наблюдал за тем, что происходит, но уже не вмешивался. Волк становился главным, волк управлял всем, – и эта ночь принадлежала только ему. Мои чувства стали острыми, словно обнажился каждый нерв, и я слышал, как шелестит ветер, как дышат ночные существа.
Всё стало иначе, всё стало... правильным.
Обнюхивал землю под лапами, подмечал каждую нотку, вплетенную в холодный воздух. Ветер приносил палитру из ароматов, запахи леса, гниющих листьев, мокрой земли. Я чуял, что моя пара была тут, но старые запахи едва различимы. В носу щекотало от попыток ухватить хоть малейший след.
Я напрягаюсь, исследую кусты и землю, покрытую снегом, двигаясь рывками, будто следуя призрачному следу. Что-то было здесь, что-то невидимое, что могло бы указать путь. Ветер меняется, и вдруг среди тысяч запахов что-то мелькает. Слабое движение воздуха заставило уши подняться и напрячься. Ощущение будто по позвоночнику пробежала искра – что-то важное находится совсем рядом.
Я замираю. В паре прыжков от меня возникает колышущийся контур. Волчица, едва заметная, словно отражение лунных бликов на глади воды. Образ напоминает видение из снов – непостоянное, почти прозрачное. Зверь пристально вглядывается в меня, ее глаза слабо искрятся, что заставляет сердце глухо стучать о рёбра. Ощущения от этого взгляда сложно описать словами – тоска и надежда, страх и некое приглашение. Она явно манит меня за собой, ее корпус будто соткан из воздуха и тумана, и только волчьи глаза могут разглядеть этот призрак. От Леонида внутри приходит радостная эмоция, а я поскуливаю, почувствовав зов.
Это ее след, ее дух, ее вызов, и я не мог не откликнуться.
Волки не думают – они действуют.
Я бросился вперед, следуя за призрачным проводником, чувствуя, как всё тело подрагивало от возбуждения. Ночные улицы города проносились перед глазами. Я летел, словно тень, словно вихрь, перепрыгивая через препятствия. Ветер пронизывал шерсть, мышцы напряглись, каждый шаг отдавался глухим ударом о землю. Прыжки, движения лап, подруливание хвоста – всё было идеально, словно я, наконец, нашел самого себя. Вокруг меня мелькали огни, тени, лица. Редкие прохожие шарахались, когда я проносился мимо, они видели только тень черного зверя, несущегося в ночи, и не понимали, что происходит. Я подмечал, как их глаза расширялись от страха, слышал, как они вскрикивали, а кто-то бросал свои вещи на землю, в панике прыгая в сторону. Это было забавно – их страх, их слабость, их беспомощность. Чужие эмоции воспринимались мной словно шум, который не следовало замечать.
Окружение мелькало рваными картинками: мостовая под лапами, осколки стекла, выбитого ветром из окна, силуэты деревьев, тени домов. Всё это проносилось, словно кадры из хроник, и лишь призрак белой волчицы передо мной оставался четким и ясным. Ее грациозные движения, парящий бег, который словно удерживал облик зверя над землей, казались фантастическими. Ее невозможно потерять из виду, она была моим единственным светом в этой бесконечной ночи. Присутствие моей пары словно явилось ответом на мольбы, на отчаяние, на невыносимую боль.
Я следовал за Лией, с каждым прыжком чувствуя, как ярость внутри перерастает в нечто иное – в предвкушение, в надежду, в отчаянное желание. Эта смесь пылала, толкала вперед, ускоряла мои конечности. Леонид внутри эхом разделял со мной это чувство, но для него оно отражалось болезненно. Его часть нашей души изнывала от боли, каждый прыжок для него, словно новый удар, новая рана, но для меня, для волка, это была свобода. Я знал, что не отступлю, не остановлюсь, пока не найду то, что ищу. Даже если это обернется страданиями, даже если путь приведет меня в бездну, я был готов