Мой штаб прибыл на борт со всеми своими контейнерами позже, в середине дня. Это было большой проблемой – перейти с одного корабля на другой и при этом поддерживать обычное управление силами. Мы уже получили сигналы, что «Эрроу», «Глазго» и «Ковентри» имеют неисправности машин, вероятно, из-за высокой скорости перехода в южном направлении. Подобные донесения независимо от их серьезности стали ежедневной реальностью. На совещаниях штаба, проводившихся дважды в день, мы всегда тщательно разбирали все отказы и поломки на кораблях для того, чтобы их устранять в кратчайший срок. Фрегат с проблемой в линии гребного вала явно не способен идти с высокой скоростью. Но самое худшее, что может быть, – это доклад о неисправности в то время, когда корабль должен выполнять поставленную задачу.
Стоило больших усилий принять значительно расширяющиеся полномочия по управлению полной авианосной ударной группой с амфибийной группой, которая становилась ее составной частью при переходе на юг. Понятно, что мне, как и моему штабу, было необходимо общаться с морским командующим амфибийной группой. Несмотря на то, что для всех таких совещаний был установлен определенный порядок, я часто легко терялся. Мы высказывали предложения, размышляли, пытались собрать все фрагменты этого гигантского ребуса в определенную картину и в то же время кое-как довести до конца массу «домашней» работы. Мы пытались соединить в единое целое каждую мысль, каждую частичку информации, каждый вариант для того, чтобы в конечном счете составить целостную картину, содержащую ясные цели и направления действий. Для нас это было не легче, чем и для других штабов в море и дома, которые пытались охватить калейдоскоп операции «Корпорейт» от самой высокой стратегии до коммерческих и юридических сложностей фрахта лайнера «Квин Элизабет», от приспособления для дозаправки в воздухе на транспортном самолете «Геркулес» до передачи оружия и оборудования на самой ранней стадии развития событий. Плохая связь между группами конечно же не помогала.
Главное внимание мы по-прежнему уделяли сбору информации для выбора района высадки. Хотя большая часть такой информации должна была поступить от десантников и ничего нельзя было считать завершенным, пока не будет проведена разведка, имелось также много других факторов, которые необходимо было учитывать, в том числе и очень специфические требования для зоны боевых действий амфибийного соединения.
На следующий день я прилетел на «Феарлесс» для обсуждения всех вопросов с командующим амфибийной группой командором Майком Клаппом, известным как КомАмГ, и командиром усиленной 3 бригады командос бригадиром Джулианом Томпсоном. Майк Клапп пригласил меня прилететь еще несколько дней назад. Однако ответ, подтверждающий мое прибытие, пришел к нему только приблизительно через пять недель. Такими были трудности нашей связи. Я прибыл обговорить, как наша объединенная группа под моим непосредственным руководством будет идти на юг в соответствии с последним указанием нашего КомОС, и целый ряд вопросов, вытекающих из этого. Ведь переход был следующим этапом наших действий. Я также беспокоился о том, чтобы вовремя вернуться назад на «Гермес» к исполнению широкого круга новых обязанностей.
Клапп и Томпсон меня не ожидали, ведь я без оповещения свалился с небес. У Майка были другие заботы, и он был уверен, что нам следовало только определить вопросы для обсуждения с нашим КомОС, поэтому встреча для него интереса не представляла. Видимо, ему не были известны инструкции «спешить на юг» или вопросы, которые мне нужно было решить относительно эффективности блокады или последствий «замораживания» операции со стороны ООН. Кроме того, командир «Феарлесса» сказал Джулиану, что я «абсолютно ничего в десантном деле не понимаю», и он решил ввести меня в детали их задач вместо того, чтобы проинформировать о самом для меня главном: они были не готовы высаживаться как боеспособная сила до тех пор, пока не переоборудуют свои корабли. Другими словами, все приказы, с которыми я работал, стали нереальными.
С такими несопоставимыми отправными точками и совсем несогласованной повесткой дня встреча была обречена. После обычного приветствия, оповещенные за десять минут, они начали доклад с детального описания Фолклендских островов майором Королевской морской пехоты Юэном Соутби-Тейлйором, большим специалистом по этому вопросу. Хотя это было чрезвычайно важно для десантников, для меня это была информация уровня технических проблем обслуживания радара «Си Харриера». Это было совершенно не то, в чем я нуждался. К тому же у меня не было времени, чтобы пройти десятинедельный курс по десантной подготовке применительно к Фолклендским островам. Поэтому я менее чем любезно прервал майора и попытался перейти к вопросам, которые я считал более важными для всех групп оперативного соединения, если через несколько дней нам предстояло идти прямо на юг.
Они были вынуждены с этим согласиться, хотя и неохотно. Возможно потому, что у них было много своих проблем, чтобы думать еще и о моих. Майк Клапп просто уклонился от встречи, занимаясь своими делами и оставил все на Джулиана Томпсона. Джулиан был раздражен моим резким отказом слушать его детальный доклад. Я же считал, что если у них имелись серьезные проблемы по выполнению общего плана на этом этапе, то они должны были сказать мне об этом при первой же возможности. И если их проблемы касались профессиональных вопросов, то они знали, что в моем штабе были полковник и майор Королевской морской пехоты для того, чтобы меня консультировать.
После того, как я улетел обратно на «Гермес», Майку Клаппу было сообщено о том, что адмирал, считавший себя ответственным за все, в том числе и за них, вел себя высокомерно, пытался вмешиваться в их дела и не проявил никакого сочувствия и «желания знать» их проблемы. Вряд ли это удивительно, поскольку в тот момент и в течение следующих полутора дней я был уверен, что отвечаю за все. Существовал ряд вопросов, которые я должен был в тот момент с ними решить. Также едва ли удивительно, с их точки зрения, что после нашей встречи в амфибийной группе от командного звена и ниже стали возникать подозрения в надежности командующего ударной группой. Это лучше всего описано Юэном Соутби-Тейлйором в его книге [41].
Эта неприятная встреча не давала нам покоя и в какой-то степени усилила паше мнение. Всякий раз, когда мы получали сигналы (неуважительно называемые морским штабом как «пустой звук») от ударной группы, они воспринимались с подозрением па то, что это официальное мнение, не требующее никакого совета или одобрения с нашей стороны. Встреча ничего не дала