И вот лунной ночью, выйдя из-под навеса, устроенного на лодке, он долго с просветленной душой утешался пением стихов, играя на флейте, а потом, вполголоса прочитав слова святой сутры, вознес моление Будде и бросился в море. Горевали и плакали женщины и мужчины, но помочь горю уже были бессильны.
Край Нагато был владением князя Томомори. Наместником служил там некий Митискэ из края Кии. Услыхав, что Тайра плывут на лодках, он собрал и прислал им сотни больших судов. Пересев на эти корабли, Тайра прибыли на остров Сикоку, в Ясиму. Здесь по указанию Сигэёси из Авы собрали людей Сикоку и принялись на скорую руку возводить дворец для государя и помещения для его свиты. Пока же, поскольку невозможно было поселить императора в хижине смерда, дворцом для него временно остался корабль.
Тайра вельможная знать,
сам сиятельный князь Мунэмори
Долгие ночи и дни
коротали у берега моря —
Кто на борту корабля,
кто в обители простолюдина,
В утлом рыбачьем дому,
под навесом у ветхого тына.
Судно же, где государь
разместился со свитою полной,
Не подходя к берегам,
бороздило без устали волны.
Было величью под стать
на носу украшенье резное —
Феникса гордый изгиб
и дракон с величавой главою.
Так, созерцая луну,
отраженную в водах прилива,
Тайра копили печаль
и лелеяли грусть молчаливо,
Ибо казалась им жизнь
не прочнее поникшей осоки,
Что с наступленьем зимы
преступает последние сроки.
С отмели клич куликов,
гомон чаек в рассветном тумане
Горькую сеют тоску
и унынье в их бедственном стане.
Весла ли плещут в ночи,
раздается ли скрежет уключин, —
Лагерь огромный не спит,
непрестанной тревогой измучен,
В соснах на дальнем мысу
белых цапель опустится стая —
Мнится, то вражьих дружин
реют стяги, как лес вырастая.
С криком протяжным летят
в поднебесье гусей вереницы —
Скрип корабельных снастей
беглецам обессиленным мнится.
Страх проникает в сердца,
гложет души одна лишь забота —
Чтоб не ударили вдруг,
не напали врасплох Минамото.
Злобным открыты ветрам,
загрубели под солнцем ланиты.
Тушь и румяна сошли,
беспощадными брызгами смыты.
Моря зеркальная синь
непривычные очи слепила,
И удержаться от слез
у изгнанников не было силы.
Вместо парчовых завес
и постелей, что с царскими схожи,
В мазанке из тростника
на циновке убогое ложе.
Вместо курящихся смол —
смрадный дым от чадящей соломы.
Вот он, удел беглецов,
что дорогою кармы ведомы!
Тяжко стенали они,
вспоминая о радостных годах.
Краска с ресниц и бровей
оплывала в унылых разводах…
5
Великий сёгун, покоритель варваров
Меж тем указом государя-инока Го-Сиракавы князю Ёритомо пожаловали титул сёгуна, великого полководца — покорителя варваров, хотя князь никуда из Камакуры не отлучался и в столицу так и не прибыл. Вручить приказ поручено было Ясусаде Накахаре, письмоводителю Государственного совета. В четырнадцатый день десятой луны Ясусада прибыл в Камакуру.
— В былые годы император покарал меня, — сказал князь Ёритомо. — Ныне же далеко прогремели наши подвиги и военная слава, благодаря чему удостоился я звания полководца — покорителя варваров! Не подобает получать столь высокий указ в обычном жилище. Я приму его в новом храме бога Хатимана!
Храм бога Хатимана находился на Журавлином холме, Цуругаоке [540]. Обширные галереи и двухъярусные ворота были точь-в-точь такие же, как в храме Ивасимидзу на горе Мужей, Отокояме, в столице. Вымощенная камнем дорога длиной почти в десять тё вела от ворот к Главному храму.
Был созван совет, чтобы решить, кто примет указ от посла. Выбор пал на Ёсидзуми Миуру, ибо он был потомком Тамэцугу Миуры, искусного стрелка из лука, прославленного во всех Восьми землях востока, а также и потому, что отец его, Ёсиаки Миура, пал в битве, сражаясь за князя Ёритомо, своего господина. И вот, чтобы утешить мертвый дух павшего воина, решено было оказать честь его сыну.
Посла Ясусаду сопровождали два потомственных вассала и десять воинов-самураев. Указ хранился в парчовом футляре, висевшем на груди у пажа. Ёсидзуми Миура тоже вышел навстречу в сопровождении двух вассалов, связанных с ним кровными узами, — звали их Мунэдзанэ и Ёсикадзу, — и десяти самураев. Этих самураев прислали ему нарочно на этот случай местные владетельные господа. Чтобы достойно принять указ, Ёсидзуми облачился в коричневый кафтан и панцирь, скрепленный черным шелковым шнуром, опоясался мечом в черных лаковых ножнах. Двадцать четыре стрелы в его колчане имели белое оперение с черной полосой посредине. Под мышкой он держал боевой лук, оплетенный пальмовым волокном и крытый лаком, а шлем снял и повесил на шнурах через плечо. Склонившись в поклоне, принял он указ.
— Кто принимает государев указ? — спросил посол Ясусада. — Пусть назовет имя свое и звание!
Миура был вторым сыном, но, чтобы не