– Как отмечено далее, – продолжал судья, – правительство не несет никакой ответственности за возможные смертельные случаи во время данного состязания. Должен поставить вас в известность, что уровень смертности в Земельных Забегах примерно равен шестьдесят восемь и девять десятых процента. Любой претендент, желающий отказаться от состязания, может сделать это прямо сейчас, не опасаясь каких-либо последствий.
Судья ждал, и на секунду Стиву Бакстеру захотелось отказаться от этой самоубийственной затеи. Несомненно, что он, Аделия, дети, тетя Фло и дядя Джордж уж как-нибудь да проживут в своей уютной однокомнатной квартирке жилого блока Ларчмонтского мемориального центра Фреда Аллена для семей среднего достатка. И к тому же он не принадлежал к разряду бравых мускулистых молодцов с увесистыми волосатыми кулаками. Стив Бакстер работал консультантом по деформационным системам и считался весьма неплохим специалистом. Характером он обладал мягким, а телосложением – скорее жилистым, чем мускулистым. К тому же Бакстер страдал явно выраженной одышкой. Так какого черта он должен переться в неизвестность мрачнейшего Нью-Йорка, самого опасного из всех городов-джунглей?
– Лучше откажись, Стив, – словно в ответ на его мысли прозвучал чей-то голос.
Бакстер обернулся и увидел Эдварда Фрейхофа Сент-Джона, своего зажиточного и весьма неприятного соседа по Ларчмонту; высокого и элегантного Сент-Джона с телом бывшего спортсмена и лицемерным хищным взглядом, который уж слишком часто задерживался на очаровательной белокурой Аделии.
– Ничего у тебя не выйдет, Стив, детка, – заявил Сент-Джон.
– Возможно, – спокойно ответил Бакстер. – Но у тебя-то, полагаю, все выйдет как надо?
Сент-Джон кивнул и приложил палец к губам, давая понять, что он в курсе всех дел. Вот уже несколько недель он намекал на какую-то информацию, добытую за взятку у какого-то коррумпированного инспектора Земельных Забегов. Эта информация должна была существенным образом повысить шансы Сент-Джона при прохождении через Манхэттен, самый густонаселенный и опасный городской район в мире.
– Выходи из игры, крошка Стив, – произнес Сент-Джон скрипучим голосом. – Не лезь не в свое дело, а за мной не пропадет. Поделюсь сладким кусочком пирожка.
Бакстер покачал головой. Он не считал себя храбрецом, но скорее предпочел бы смерть, чем принял подачку от Сент-Джона. Да и в любом случае он больше не сможет жить так же, как жил раньше. Согласно принятому в прошлом месяце Дополнению к Акту о расширенном семейном проживании Стив обязан взять к себе трех незамужних кузин и вдовую тетку, чью однокомнатную полуподвальную квартиру в промышленном комплексе Лейк-Плесида снесли при строительстве нового туннеля Олбани – Монреаль.
Даже с противошоковыми прививками десять человек в одной комнате – это уж слишком! Он просто обязан выиграть участок земли!
– Я остаюсь, – тихо сказал Бакстер.
– Ладно, сучонок, – нахмурил брови Сент-Джон, и его жестокое сардоническое лицо исказилось в гримасе. – Но помни, я тебя предупредил.
– Джентльмены, на старт! – выкрикнул главный судья. Соперники умолкли и выстроились вдоль линии старта, сощурив глаза и крепко сжав зубы.
– Внимание!
Пятьдесят избранников выжидающе наклонились. С напряженными мышцами замерла сотня человеческих ног.
– Марш! – Забег начался.
Вой суперзвуковых систем на время парализовал толпу, окружившую место старта. Соперники прорвались сквозь неподвижные людские ряды и бросились бежать, огибая вереницы застрявших в пробках автомобилей. Затем они разбежались в разные стороны, придерживаясь, однако, главным образом восточного направления – к Гудзону и зловещего вида городу, раскинувшемуся на противоположном берегу реки и наполовину скрытому пеленой смога из гари, выхлопных газов и прочих продуктов неполного сгорания.
Лишь один Стив Бакстер не свернул на восток.
Единственный из участников забега, он повернул на север, к мосту Джорджа Вашингтона и Беар-Маунтин-сити. Плотно сжав губы, он двигался, словно во сне.
В далеком Ларчмонте Аделия Бакстер, следившая за забегом по телевизору, невольно вскрикнула, а ее восьмилетний сын Томми завопил, указывая на экран: «Мама! Мама! Папа бежит на север, к мосту! А мост в этом месяце перекрыт. Там ему не пройти!»
– Не волнуйся, детка, – вздохнула Амелия. – Папа знает, что делает.
Она заявила это с уверенностью, которой сама вовсе не испытывала. И когда фигура мужа затерялась в толпе, ей ничего не оставалось делать, кроме как ждать… и молиться. А сам-то Стив знал, что делает? Или сказавшееся напряжение сбило его с толку?
2
Первые семена проблем были брошены в почву еще в двадцатом веке, но пожинать ужасающий урожай выпало на долю веку двадцать первому. В течение тысячелетий прирост населения шел медленным темпом, однако внезапно произошел резкий скачок, и население планеты в короткий срок увеличилось вдвое, а потом удвоилось еще раз. Распространение болезней держалось под контролем, продовольствия тоже хватало, а потому кривая смертности неуклонно снижалась, а рождаемость – шла вверх. И словно в ужасном кошмаре, население планеты увеличивалось в геометрической прогрессии, разрастаясь подобно раковой опухоли.
На четырех всадников Апокалипсиса, этих древних стражей порядка, надежд почти не осталось. Голод и Мор были изгнаны навеки, а Война стала слишком дорогим удовольствием, недоступным нынешнему веку. Осталась лишь Смерть, но и та, сведенная к минимуму, превратилась в жалкую тень своего былого величия.
Наука с поразительным упорством продолжала свой путь к великой цели – поискам способов продления жизни в условиях лавинообразно растущего количества людей.
И людей становилось все больше и больше. Человечество пополнялось новыми членами, загрязняющими воздух и отравляющими водоемы, жующими рыбный хлеб с прессованными водорослями и напряженно ожидающими катастрофы, которая поуменьшила бы их неимоверно разросшиеся ряды.
Количественный рост населения планеты привел к качественному изменению образа жизни человека. В прошлых, девственных веках опасности были свойственны скорее необжитым территориям – вершинам гор, пустыням и джунглям. Но в двадцать первом веке ускоренные поиски жизненного пространства привели к заселению и этих, ранее пустующих мест. Приключения и опасности стали достоянием чудовищно разросшихся и неподдающихся никакому правительственному контролю городов. В городах можно было обнаружить современный эквивалент диких племен, свирепых зверей и смертельных заболеваний. Экспедиция в Нью-Йорк или Чикаго требовала куда большей выносливости, находчивости и отваги, чем беспечные викторианские прогулки на вершину Эвереста или к истокам Нила.
В этом спрессованном мире земля считалась самой большой ценностью. И когда в распоряжении правительства оказывались свободные земельные участки, оно выделяло их при помощи региональных лотерей, кульминацией которых и были Земельные Забеги. За образец этих состязаний были взяты подобные гонки, состоявшиеся в девяностых годах девятнадцатого столетия вслед за открытием Оклахомской территории и Черокского участка.
Земельные Забеги считались беспристрастным распределением наделов и одновременно интересным спортом и захватывающим зрелищем. За ними следили миллионы зрителей, а врачи отмечали