Дамиан, решив, что его присутствия сейчас никто не желает, ссутулившись вошёл в лабораторию, явившуюся за открывшейся дверью.
— Ты вся дрожишь, — сообщил Весперис, прижимая Мару к себе и поглаживая её по плечам. — Ты точно в порядке?
Она чувствовала, как голос вибрирует о его грудную клетку. Его руки крепко, но осторожно обняли её, как будто он боялся сломать что-то хрупкое. На удивление, от тепла его тела ей становилось легче. Почему она решила, что он должен быть холодным?
— Точно, — она быстро приходила в себя. — Что имел в виду Дамиан, когда говорил «заставить»?
Мор сжал челюсти, раздумывая над тем, стоит ли говорить. И сдался.
— Всё, что ты когда-либо слышала о моей семье — правда. Когда мои родители поняли, что моя доминанта — огонь, — начал он. Слова давались ему с трудом. — Они делали всё, что по их мнению могло бы пробудить доминанту воды. В том числе… — его голос дрогнул. — В том числе заставляли меня применять магию крови на других людях. А если я отказывался — применяли её на мне.
Мара в ужасе подняла на него глаза. Его слова ударили её словно хлыстом. Неужели это было правдой? Неужели родители могли быть такими жестокими с собственным ребёнком? Вот почему он бросился ей помогать, и вот почему у него это получалось так хорошо — он точно знал, что нужно человеку, только что прошедшему через это. Знал по себе.
Почти не отдавая себе отчёта в своих действиях, Мара обняла Веспериса за талию и сжала так крепко, как только могла. Вряд ли существовали в мире слова, способные хоть как-то утешить его или компенсировать боль, которую ему причинили. Но она и не пыталась их найти.
Она почувствовала, как его мышцы напряглись, а дыхание замерло, как будто это прикосновение застало его врасплох. Но вместо того, чтобы отстраниться, он вдруг глубоко выдохнул, и напряжение в его теле медленно начало уходить, словно прорвалась невидимая плотина, и то, что он годами сдерживал в себе, начало выливаться наружу.
— Я не выбирал это, Мара, — продолжал он, словно пытаясь оправдаться, и в его голосе теперь звучало что-то отчаянное, что-то сломанное. — Ты не представляешь, что значит родиться в такой семье. Где тебя учат контролировать магию крови ещё до того, как ты успеваешь понять, что это значит. Где тебе говорят, что если ты не научишься её использовать, ты умрёшь, как и все остальные.
Она смотрела на Веспериса, и у неё защемило в груди, когда она увидела, как исказилось его красивое лицо. Его утончённые черты, которые всегда казались ей такими спокойными и благородными, теперь были перекошены воспоминаниями, которые он старался спрятать как можно дальше. Она чувствовала его отчаяние, его сломленность, хотя он старался скрывать их за маской хладнокровия. Но сейчас эта маска трещала по швам.
— Меня заставили, — прошептал он еле слышно. — Мой отец, мой дядя… они считали, что это единственный способ выжить. Единственный способ победить проклятие. Они были готовы пойти на всё ради этого. Даже на то, чтобы… сделать из меня чудовище.
— Мне так жаль, Весперис… — тихо сказала Мара, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Она тут же позабыла о том, что только что пережила сама.
— Это мне жаль, — так же тихо ответил Весперис, его пальцы сжали её плечи. — Что тебе пришлось испытать это на себе из-за неисправимой заносчивости Спэрроу.
— Пустяки! — Мара отпустила его и мягко высвободилась из затянувшихся объятий. Почувствовав землю под ногами, она пружинисто вскочила, протягивая Весперису его пиджак. — Видишь, ничего страшного! Ой…
Она снова забыла, что Весперис слеп. Но он только улыбнулся в ответ.
— Вижу, — передразнил он, поднимаясь вслед за ней.
Вместе они двинулась в сторону лаборатории. Белый огонёк послушно поплыл за Марой.
За дверью их встретил холодный воздух, который пах плесенью, сыростью и чем-то металлическим, словно ржавчина впиталась в стены. Перед ними открылось просторное помещение, скрытое в самой глубине подземелий. Лаборатория была огромной и казалась больше, чем должно было позволять расположение.
Свет холодной звезды Мары и нового огненного шара Дамиана отбрасывал тени от множества высоких книжных стеллажей, которые заполняли большую часть комнаты. Полки на них ломились от книг в потрёпанных переплётах и свитков, уже начавших расслаиваться от времени. Кое-где между книгами торчали странные предметы: заспиртованные существа в стеклянных колбах, небольшие механизмы, покрытые чёрной патиной, и непонятные артефакты, которые едва ли можно было идентифицировать.
Вдоль стен стояли массивные деревянные шкафы, закрытые стеклянными дверцами. Сквозь пыль, облепившую их, можно было разглядеть разложенные по полкам алхимические инструменты: стеклянные колбы с потемневшей жидкостью, реторты, флаконы с порошками, чьи цвета давно поблекли, и какие-то загадочные металлические инструменты, о назначении которых можно было только догадываться. Периодически что-то внутри этих шкафов слабо отражало свет, поблёскивая, как будто следя за незваными гостями.
Посреди комнаты возвышался большой деревянный письменный стол, настолько огромный, что было непонятно, как он сюда вообще попал. На его поверхности царил хаос: разбросанные бумаги, пожелтевшие и потрескавшиеся от времени; старинные чернильницы, в которых осталась лишь чёрная корка; и обугленные обрывки пергамента, словно кто-то пытался уничтожить записи, но так и не закончил.
— Честно говоря, это было не так уж и плохо, — Мара повела плечами.
Весперис горько усмехнулся её наивности.
— Это потому, что Дамиан в самом деле не хотел тебе навредить, — пояснил он. — Когда эта магия применяется с истинным намерением причинить боль… люди теряют рассудок. Иногда навсегда.
— Ого… — Мара поникла. Она-то думала, что дело в её невероятной стойкости духа. — Тогда… Спасибо, что поберёг меня, Дамиан.
Дамиан, склонившийся над письменным столом, обернулся и их взгляды встретились. В его глазах больше не было того привычного задора, хитрого огонька, который сопровождал его почти всегда. Там была только робость и отчаяние. Он выглядел так, словно ждал, что она ударит его — и одновременно молил о прощении.
— Это должен был быть я, — с горечью в голосе он покачал головой. — Я бы не давал тебе выбора если бы знал наверняка, что хуже: применять эту магию, или подвергнутся ей.
— Я могу сказать наверняка, — Весперис коснулся длинными