— Опустите меня, дикари! — кричит Котельников.
Добравшись до берега, колюжи бросают его в реку, как мешок за борт.
Его тело поднимается. Руки и ноги молотят по воздуху. Затем направление полета меняется, и он падает. Поверхность воды разбивается, и река заглатывает его целиком.
Здесь неглубоко, поэтому уже через мгновение он выныривает. Встает. Вода течет с него ручьем.
— Я вас всех убью!
Кроме нас с Марией, никто не понимает, что он говорит, но в переводе нет необходимости. Он брызжет потоком ругательств, большинство из которых я никогда не слыхала.
— Этот треклятый козел еще поплатится! Он еще пожалеет о том, что сделал! Скажите ему, — кричит он, заметив нас с Марией. — Филипп Котельников в долгу не останется.
Многие колюжи уходят. Но, к моему удивлению, двое остаются. Они заходят в реку и ждут у берега. Возможно, хотят проследить, чтобы Котельников не навредил еще кому-нибудь и не сбежал.
— Пойдемте посмотрим, как там Яков, — говорит Мария, и мы направляемся обратно к дому с дозорными по пятам.
Глава третья
Туманным днем Мурзик следует за мной, когда я осмеливаюсь выйти по нужде. Прежде чем мы доходим до уединенного места, он показывает мне поразительно белый платок.
— Где ты его взял? — выдавливаю я скрежещущим, как ржавые ворота, голосом. Тянусь к платку.
Мурзик нервничает и притягивает платок к себе. Его складки ярко выделяются на фоне темных, загрубевших рук колюжа. Мурзик сминает его в кулаке.
— Дай мне взглянуть. Пожалуйста, — я выхватываю платок, прежде чем он успевает его спрятать.
Мурзик протестует, но я поворачиваюсь к нему спиной и сравниваю свою добычу с передником. Это дешевый русский платок для обмена, чистый и нетронутый, белый, как свежевыпавший снег, чего не скажешь о моей грязной одежде. Где бы Мурзик его ни взял, это было недавно.
Он выхватывает платок назад.
— Нет, — кричу я. — Отдай. Всего на минутку. Обещаю, я потом верну. Пожалуйста, — я протягиваю руки. — Вакаш. Ламестен. Пожалуйста.
Он смеется. Машет платком передо мной, поднимая так, что мне не достать. Потом отпускает, и крошечный белый лоскуток падает мне в руки.
Я прижимаю его к носу. Он пахнет дымом и рыбой.
— Откуда он у тебя?
— Хили хилилс кива кийали тил ксва хотскват, — говорит Мурзик. — Оксас ксвоо йикс личаак олва [27].
Он что-то показывает руками, но я ничего не понимаю. Он украл платок? Убил кого-то и забрал его? Или ему его дали? Его рассказ длинен, и он то и дело что-то изображает: вот он несет нечто тяжелое, а потом оно исчезает, затем он обнимает себя и покачивается взад-вперед. Иногда он смеется. А иногда хмурится, будто досадует.
— Кийа ксва хотскват ксат хидатот хистаалач кси личаат [28], — говорит он.
— Идем, — говорю я и поворачиваю обратно к дому. Он тянется за платком. — Нет, — говорю я. — Идем со мной. — Я сжимаю платок в руке, а другой машу ему, чтобы он шел за мной.
Вороны взлетают над серо-бурой кучей на том берегу, когда мы пробегаем мимо, и каркают, выражая свою досаду на то, что их потревожили. Зайдя в дом, я нахожу Марию и Якова. Котельникова не видно.
— Смотрите! — кричу я. — У Мурзика есть платок.
Яков берет смятый платок и внимательно его рассматривает.
— Где он его взял? — спрашивает Мария.
— Не знаю, — отвечаю я.
Яков размышляет. Платок мог оказаться у Мурзика вследствие многих причин, одни из которых пугающие, а другие — внушающие надежду.
— Он его украл, — говорит Мария, окидывая Мурзика подозрительным взглядом.
— Может быть, — говорит Яков. — А может, ему дали.
— Почему? — спрашиваю я. — Зачем им что-то давать Мурзику? Несколько дней назад мы в них стреляли.
— Может, имел место обмен. — Яков отдает Мурзику платок.
Этот безукоризненно белый кусочек ткани — доказательство того, что наши живы и не так далеко от нас. Если он был получен путем обмена, то это значит, что они разговаривали с колюжами мирно. О чем они говорили? Если они дали им платок в обмен на что-то, то что еще они могли сделать? Возможно, нам не придется долго ждать спасения.
Когда платок спрятан, Мурзик протягивает кулак. Медленно разжимает его, показывая бусины разных цветов и формы. Он держит их, как семена, сложив руку лодочкой. На глянцевитой поверхности вспыхивает свет, когда он перекатывает их большим пальцем. Среди них есть и серебряные. Он наблюдает за нашими лицами.
Яков озадаченно хмурится.
— Должно быть, произошел обмен. Интересно, что они от него получили?
— Они придут за нами?
— Скорее им просто была нужна еда.
Ну конечно. Я это понимаю, но все равно разочарована.
На следующий день, рано утром, до завтрака, нас подводят к царю. Мурзик тоже здесь. Платок, уже не такой безукоризненно белый, как вчера, у царя в руке.
Царь допрашивает Мурзика. Мурзик ерзает и отвечает отрывисто, его взгляд шныряет по дому, словно он может в любую минуту дать деру, как испуганный кот. Сомнений нет: он сделал что-то нехорошее, чтобы завладеть платком, и теперь готов на все, чтобы от него избавиться.
Затем женщина с ребенком на бедре показывает царю второй платок. Тот удивлен. Он резко обращается к женщине. Она пересаживает ребенка на другое бедро и отдает платок царю. Сжав оба платка в кулаках, царь потрясает ими перед женщиной и кричит.
Ребенок плачет. Мурзик стоит, свесив голову. Женщина кричит в ответ. Ребенок ревет еще сильнее. Царь сердито смотрит и молчит. Какой-то мужчина позади нас что-то выкрикивает, женщина отвечает ему ором.
Внезапно меня кто-то толкает. Я падаю. Ударяюсь подбородком об пол. Прикусываю губу и чувствую кровь.
Я пытаюсь подняться, но не могу. Ноги запутались в юбке. Теперь кричат уже все.
— Яков? — молю я.
Поднявшись на четвереньки, я оглядываюсь через плечо. Кто этот человек, прожигающий меня разъяренным взглядом?
Царь кричит:
— Ва тааквола ксвоксва! [29]
Его сердитые слова обращены не человеку, который меня толкнул, не женщине с платком, не Мурзику — мне. Какое-то время он кричит на меня и, закончив, отдает платки: один — Мурзику, второй — женщине, чей ребенок визжит и брыкается у нее на бедре.
Кто-то хватает меня за руку и вздергивает, словно я ничего не вешу. Я вскрикиваю, у меня рвется рукав. Человек с разъяренным взглядом тащит меня к двери.
— Пусти ее, — кричит Котельников. Он подскакивает и пытается разжать хватку того, кто меня держит. Другой кол юж оттаскивает Котельникова и заводит ему